Дарет Фригийский - История о разрушении Трои

Из всех античных авторов, писавших о Троянской войне, автор «Истории» наиболее смел в перестраивании традиционной суммы информации о ней, восходящей к Гомеру, дополненному киклическими поэмами («Киприями», «Малой Илиадой» и др.). Изменений, внесенных в эту сумму за тысячу лет античной литературы между Гомером и «Даретом», меньше, чем осуществленных им.

Именно эта игра в выстраивание заново старых элементов, как кажется, представляя собою большой интерес для самого автора, являлась одной из движущих сил его работы; будучи достаточно осведомлен о традиционной версии событий, автор постоянно «держит дистанцию» между общеизвестным и его неожиданным преломлением, которое бы потеряло и для него и для читателя всякий интерес, если бы повествование отдалилось от традиции на расстояние полной неузнаваемости. «Дарет» постоянно пытается угадать ту грань, на которой эффект новизны будет максимально силен — если же перейти ее, сразу пропадет полностью; при этом следует помнить, что именно эта сторона его книги, вероятно, важнейшая для него самого, совершенно не воспринималась его средневековыми читателями и переводчиками, знавшими Троянскую войну именно по нему, а не по тем источникам, по которым знал ее он.

То старое, с чем «Дарет» начинает свою игру в новое — это, во-первых, привычные фигуры героев Троянского цикла, во-вторых — некоторые наиболее известные элементы сюжета (то есть узлы отношений между героями). Мы рассмотрим сначала первое, потом второе.

Сам список действующих лиц остается обычным: Дарет не выдумал ни одного нового героя. Автор дважды перечисляет персонажей: в традиционном каталоге кораблей и вождей, механически заимствованном у Гомера (или в любом руководстве по мифологии) и служащим впоследствии источником имен убитых, и в нетрадиционном каталоге портретов.

Задача описать не только черты характера («этос»), но и внешность героев, чуждая классической греческой литературе и обычно связываемая исследователями с влиянием Египта (вспомним о фаюмских портретах) и христианства, ставится впервые именно в том «низовом» пласте позднеантичной литературы, к которому принадлежали «романы о Троянской войне». Она стояла уже перед Филостратом, у которого Протесилай время от времени описывает не только нравственный, но и физический облик героев; у Дарета же мы впервые застаем уже приобретший формульную законченность «каталог портретов» (гл. 12—13) [39] Используя уже привившийся термин «портреты», нужно помнить, что на самом деле вперемешку перечисляются и физические, и нравственные качества. Меркерий, один из первых издателей Дарета, называл их χαρακτηρες. ; такой каталог становится традиционным у византийских хронографов — Иоанна Малалы [40] Malalas, Chron. V, р. 102—105. и Георгия Кедрена.

Это являлось одним из аргументов сторонников существования греческого оригинала; однако сравнение портретов в «Истории» Дарета с портретами тех же героев у Малалы, проведенное И. Фюрстом [41] Fürst, J . Die litterarischen Portreitmünner in Bereich des griechischen-römischen Schriftums. Leipzig, 1903. , показывает лишь наличие единой традиции, возможно, восходящей к единой физиогномической теории, которой Дарет и Малала следовали независимо друг от друга; «греческий оригинал» Дарета сам по себе не мог быть источником портретов Малалы.

Попытка найти прямые связи между портретами Дарета и Малалы и физиогномикой, дисциплиной, трактовавшей именно связь внешних и внутренних качеств, которой занимался уже Аристотель [42] Physiognomonica // Aristotelis opera / Ed. I. Bekker. Vol. 2. Berlin, Reimer, 1831; repr. De Gruyter, 1960: 805a1—814b8. и которая приобрела особенное распространение в позднеимперское время [43] Адамантий, Псевдо-Полемон и др.— Scriptores physiognomoniae veteres / Ed. J.G.F. Franz. Altenburg, Richter, 1780; Scriptores physiognomonici Graeci et Latini / Ed. R. Foerster. Leipzig, Teubner, 1893. Физиогномический фрагмент Полемона: Anecdota Graeca e codd. manuscriptis bibliothecarum Oxoniensium / Ed. J.A. Cramer. Vol. 4. Oxford University Press, 1836; repr. Amsterdam, Hakkert, 1963. P. 255. , предпринятая Л. де Биази [44] Biasi L. de , I rittratti dei personaggi in Darete Frigio: raffronto con i testi physiognomici // Koinonia, Napoli, 1979. P. 53—112. Можно добавить, что при сравнении портретов Дарета и Филострата также нельзя найти сколько-нибудь примечательного сходства. , не увенчалась успехом; однако общность «веяний эпохи» налицо.

Б ольшая, решающая часть представлений о героях находится вне пределов текста «Истории» — в самой их тысячелетней, восходящей к Гомеру, общеизвестности. Она характеризует их нравственные качества и их роли в войне, но не внешность: детали внешности, приводимые Даретом, удивляют читателя новизной [45] Ср. Batto E., Biasi L. de , I ritratti dei personaggi in Darete Frigio. Raffronto con i testi omerici // Materiali e contribusi per la storia della narrativa greco-latina. Perugia, VI, 1978. ; хоть портретные характеристики и даны автором перед началом описания собственно войны, они служат ему не столько для того, чтобы познакомить читателя со своими героями, сколько для того, чтобы «раззнакомить» его с привычными и расплывчатыми образами традиции. Читатель знает с детства, что мужественный и благородный Гектор был главным защитником города, Кассандра полубезумной пророчицей, которой никто не верил, но узнает впервые, что Гектор шепелявил и косил глазами, а Кассандра была рыжей. Большее, что может сказать традиция о внешности героев — это то, что кто-то из них был красив; Елена — красивее всех женщин, а Ахилл и Нирей — мужчин; Дарет добавляет, что у Елены была родинка на лбу, и наскучивший персонаж получает прелесть новизны. Реже Дарет меняет нравственные характеристики; например, его Парис — в пику традиции — отнюдь не труслив и не изнежен.

Каталог портретов составлялся до того, как у автора сложился план дальнейшего описания войны, поэтому некоторые из описанных в нем героев впоследствии потерялись, как забытые автором братья Махаон и Подалирий (о последнем из которых почему-то сообщается, что он был «грустен», tristis); особенно примечательно это в отношении Брисеиды, из-за переделок Дарета полностью лишившейся своего места в сюжете, но оставшейся в каталоге портретов — обстоятельство, сыгравшее любопытную роль в истории европейской литературы, так как впоследствии для нее был придуман совсем другой сюжет.

Однако герои — не только сумма внешних и внутренних характеристик, но и узлы привязанных к ним сюжетных нитей; поэтому мы позволим себе прибавить к двум даретовским каталогам, «кораблей» и «портретов», третий, «каталог действий», отмечая прежде всего сходства и расхождения Дарета с традицией и начав с троянцев, так же как и Дарет свой каталог портретов [46] Кстати, троянское происхождение автора «Истории» не сказывается больше ни в чем. Например, ему одинаково хорошо известно происходившее на советах как в Трое, так и в греческом лагере. .