Полиэн - Стратегемы

Каковы же были результаты Парфянской войны для Рима? Успешные действия римских войск способствовали упрочению (правда, недолгому) проримских позиций в Армении и укреплению системы лимесов по Евфрату; оккупация северной Месопотамии облегчила развитие торговли за пределами империи; провинция Сирия была расширена до Дура-Европос, и Луция Вера чествовали как propagator imperii. Было достигнуто также и мирное соглашение с Парфией, которое сохранялось даже тогда, когда можно было поддержать восстание Авидия Кассия против Марка Аврелия в 175 году. Однако быстрое падение Кассия и приход римских войск на восток для урегулирования дел с местными правителями вместе с послами от Вологеза III только укрепили мир, который продолжался и в царствование Коммода (180-192 гг.).

Никакие шаги, однако, не были предприняты, чтобы аннексировать Вавилонию или Месопотамию, хотя последняя и оказалась в сфере влияния Рима. Негативным последствием войны следует назвать тот ужасный и печальный факт, что римские войска способствовали распространению эпидемии (оспа, сыпной тиф или бубонная чума) в Италию и на Запад. В результате многие районы империи обезлюдели, и, возможно, эпидемия стала одним из факторов будущего упадка империи.

Если событием, побудившим Полиэна к написанию сочинения о военных хитростях, стала Парфянская война, то форма, стиль и риторические топосы, взятые автором для воплощения своих идей, были почерпнуты из греческой литературной среды, в которой в этот период было распространено множество различных литературно-философских течений. Наиболее важным и известным среди них была Вторая софистика, идеи которой так или иначе повлияли на сочинения почти всех писателей этого времени.

Стоит задуматься над тем, почему представители этого направления завоевали такую популярность, что все образованные люди II-III вв. стремились попасть на их общественные выступления? Какую литературу создали софисты, если их время иногда называют новым ренессансом греческой культуры? Какие отношения складывались у софистов с римской элитой и императорами?

Дав ответы на эти и другие вопросы, мы сможем позже иначе взглянуть на Полиэна и его сочинение, начиная постепенно узнавать автора через созданный им текст.

Термин «Вторая софистика» довольно условен и был введен в обращение литературной критики знаменитым учеником не менее знаменитого софиста. Так, эта Вторая софистика, согласно Флавию Филострату («Жизнеописания софистов» III в.), начинается с Эсхина и отличается от риторики Горгия тем, что, отказавшись от анализа абстрактных тем, переходит к изучению исторических топик и характеров (VS, 480-481). Обращение к Эсхину и упоминание Горгия вместе с другими представителями Первой софистики имеет целью связать риторическое направление римского периода с классической эпохой, ибо континуитет культурной традиции всегда был предметом гордости греков.

Как известно, ораторское искусство играло важную роль в жизни древнегреческого общества. Но со времен политических трансформаций эллинистического периода в греческом риторическом образовании написание речей на вымышленные темы стало несколько большим, чем просто частью риторики. Такие речи — декламации объединили в себе панегирик и памятное обращение. Со временем эти декламации стали частью общественных представлений и ко второй половине I века выдвинулись в первый ряд культурной деятельности. Люди, устраивавшие такие представления и собиравшие огромные аудитории не только в своих родных городах, но и по всему греческому миру, приобрели беспрецедентную популярность и повысили свой общественный престиж. Статус ритора был в этот период весьма высок, а софисты, судя по замечанию Галена (14,627 Kühn), были теми из риторов, чье искусство достигло такого уровня, который позволял им делать общественные выступления. Таким образом, софисты I-II вв. являлись не настоящими философами, а этакими шоуменами древности, которые, вдохнув новую жизненную силу в мифы и историю греческого прошлого, выступали скорее соперниками популярных фигур классики.

Большинство софистов были богатыми греками из городов Греции и Малой Азии, особенно из Афин, Смирны и Эфеса. Софисты нередко путешествовали с чтением своих речей, а также, занимая административные должности, отправлялись в качестве посланцев своих провинций и городов и осуществляли благотворительную деятельность. Высокий статус и внушительные состояния открывали софистам доступ к самым верхам римского правящего класса. Близость к императорскому двору, к самому императору, позволяла им (и городам, в которых они жили) получать значительные привилегии. Некоторые были советниками и доверенными лицами императоров. Представления софистов были заполнены почитателями, а их школы посещала интеллектуальная элита греческого мира. Оставаясь тесно связанными с греческим прошлым, они тем не менее легко входили в новый космополитический мир их времени, играя значительную роль в экономической, социальной и политической жизни Римской империи.

Главный вклад представителей Второй софистики — литературный. Общеизвестно, что все они выступали как поклонники стиля и языка классических афинских писателей. Они сознательно подражали или стремились подражать самым известным прозаическим авторам V-IV вв. до н. э. — Платону, Фукидиду, Ксенофонту, Демосфену и Лисию. Поступая так, они намеренно архаизировали свою речь, которая сильно отличалась как от устных форм языка (койне), которым пользовалось большинство населения, так и от письменного — литературного языка, построенного на принципах стиля и композиции, разработанных в школах восточногреческого мира в эллинистический период (Азианизм). Представители Второй софистики рассматривали азианизм как проявление упадка, последовавшего за потерей греками независимости. Будучи строгими консерваторами, пуристами (Аттикизм), они ратовали не больше не меньше как за возврат к литературным формам и лексике аттического языка, бытовавшего на 300-400 лет ранее.

Поскольку единственный путь достижения литературного совершенства писатели Второй софистики видели только в подражании манере и идиомам классических писателей, то все их письменное наследие, включающее речи, рассуждения, трактаты, панегирики и письма, передает эту архаизирующую тенденцию стиля и содержания. Главные темы брались из мифологической традиции и исторического прошлого Эллады: фигуры хитроумного Одиссея или удачливого Александра, славная история городов — Афин или Спарты — вот что являлось наиболее популярными темами сочинений софистов. Однако даже при всем стремлении к подражанию сюжеты не механически копировались, а творчески перерабатывались — подвергались новой трактовке, новому прочтению. Уже одно это позволяет, на наш взгляд, отойти от той негативной оценки литературного наследия II века, которая до сих пор преобладает среди критиков, считающих, что не отличавшаяся ни оригинальностью, ни живостью мысли, ни искренностью чувств греческая литература II века была порождением бессильного мира уставших интеллектуалов. Выявление и акцентирование негативных (с современной точки зрения) сторон греческой литературы не дает нам ничего, чтобы понять интеллектуальную культуру II века. Оригинальность в литературе, следовавшей, как мы знаем, принципу мимесиса (подражанию), как в этот, так и в предшествующий период не рассматривалась в качестве достоинства самими греками. Определение «искренности» представляется не слишком подходящим критерием для творчества ритора или софиста. Архаизирующая тенденция стиля многих писателей II века не свидетельствует еще об умирании живости изложения. Наконец, даже несмотря на то, что вдохновителями и выразителями идей Второй софистики были преимущественно представители элитарных слоев общества, тематическое содержание их сочинений, практика достижения аудитории через общественные чтения и различного рода визуальные средства передачи позволяют предполагать, что и обычные граждане греческих городов были не пассивными свидетелями-слушателями, а полноправными участниками литературного коммуникативного процесса.