Демосфен - Избранные речи

(70) Вам надо, конечно, знать, что на него падает еще и ваше проклятие и что вам грешно и нечестиво отпустить его, после того как он сообщал вам такую ложь; так возьми же и прочитай вот это проклятие, приведенное в законе.

Это моление за вас, граждане афинские, произносит глашатай на каждом заседании Народного собрания, как того требует закон, а кроме того, еще и в Совете, когда он заседает. И этот человек не может отговариваться, что не знал этого хорошо: ведь состоя у вас подписарем 51и прислуживая в Совете, он сам должен был изъяснять этот закон глашатаю. (71) Так разве не было бы нелепым и противоестественным с вашей стороны, если бы того дела, которое вы поручаете за себя делать богам или, вернее сказать, исполнения которого ожидаете от них, вы не выполнили теперь, получив возможность, но если бы, наоборот, сами вынесли оправдательный приговор человеку, на которого вместе с его родом и домом призываете богов послать полную погибель? Нет, не может быть! Кого вам не удастся разоблачить, того отпускайте, предоставляя казнить богам; но кого уличите сами, о том уж не просите их.

(72) Он, как я слышал, готов пойти на такое бесстыдство и дерзость, что хочет обойти молчанием все свои действия, все, что сообщал в докладах, что обещал и в чем обманывал государство 52, – так, как будто судится перед какими-то другими людьми, а не перед вами, которым все это известно, – собирается обвинять, прежде всего, лакедемонян, затем фокидян, наконец, Гегесиппа 53. Но это просто смех или, лучше сказать, крайнее бесстыдство! (73) Ведь все, что он будет теперь говорить о фокидянах или о лакедемонянах, или о Гегесиппе, будто они не допустили к себе Проксена 54, будто они – нечестивцы и т. п., – словом, в чем бы он их ни обвинял, все это происходило будто бы еще прежде, чем вернулись сюда наши послы 55, и не мешало спасению фокидян, – но кто́ так говорит? Да сам Эсхин! (74) Ведь в своем докладе он тогда не представлял дело так, что, не будь лакедемонян, не откажись фокидяне принять к себе Проксена, не вмешайся Гегесипп, не будь того да другого, фокидяне уцелели бы; но обо всем этом он тогда ни слова не упомянул, а заявил прямо, что вернулся сюда, после того как уговорил Филиппа спасти фокидян, восстановить города в Беотии и устроить дела в вашу пользу, что все должно произойти в течение двух-трех дней и что будто бы фиванцы в злобе на него назначили денежную награду за его голову 56. (75) Насчет того, что было совершено лакедемонянами или фокидянами до того, как он сделал свой доклад, вы не слушайте его и не допускайте его рассказывать; не позволяйте также обвинять фокидян как негодных людей. Ведь и лакедемонян вы когда-то спасли вовсе не за их добродетель 57, также и этих проклятых эвбейцев 58, и еще многих других, а потому, что спасение их было полезно для государства так же, как теперь спасение фокидян. Да если даже проступок совершили фокидяне, лакедемоняне, вы или какие-нибудь другие люди после сказанных им тогда речей, – почему не осуществилось то, о чем он тогда говорил? Вот о чем спрашивайте его. Он не сумеет вам этого объяснить. (76) Действительно, прошло всего только пять дней, и в течение их он сообщил вам ложные сведения, вы им поверили, фокидяне узнали, сдались и погибли. Отсюда, я думаю, и явствует с полной очевидностью, что весь этот обман и вся эта хитрость были подстроены с одной целью – погубить фокидян. Пока Филипп не мог пройти туда, связанный мирными переговорами, но был занят приготовлениями, он все время приглашал к себе лакедемонян 59, причем обещал все сделать по их желанию; он не хотел допустить, чтобы через вас фокидяне склонили их на свою сторону. (77) Когда же он вступил в Пилы, а лакедемоняне, поняв ловушку, ушли оттуда 60, вот тогда он снова отрядил вперед этого человека, поручив ему обманывать вас, так как опасался, как бы вы не заметили, что он действует на руку фиванцам, и как бы тогда дело снова не затянулось у него на долгое время, как бы не началась война и не вышло проволочки, если бы фокидяне стали защищаться, а вы пошли им на помощь. Но он хотел все подчинить себе, не запылившись 61, как оно и вышло на деле. Итак, если Филиппу удалось обмануть и лакедемонян, и фокидян, пусть это не спасет Эсхина от наказания за все его обманы против вас: справедливость не позволяет этого.

(78) Далее, если он станет говорить, будто потеря фокидян и Пил и всех других областей у нашего государства вознаграждается тем, что остается Херсонес 62, не верьте ему ради Зевса и других богов, граждане судьи, и не допустите наше государство вдобавок ко всем обидам, которые вы претерпели из-за этого посольства, подвергнуться еще и позору после сегодняшней защиты, так как у всех была бы мысль, что в стремлении спасти что-нибудь из своих собственных владений вы пожертвовали спасением своих союзников. Нет, этого вы не сделали; наоборот, уже и тогда, когда был заключен мир и когда Херсонес был в неприкосновенности, фокидяне держались еще в течение целых четырех месяцев 63, но только позднее их погубили лживые речи этого человека, обманувшие вас. (79) Да вот и сейчас, как вы можете убедиться, Херсонесу угрожает бо́льшая опасность, чем тогда. Конечно, когда легче было бы наказать Филиппа за его преступления против Херсонеса – тогда ли, когда еще ни одного из владений там он не успел отнять у нашего государства, или теперь? Я лично думаю, что тогда это было бы много легче. Так как же он остается еще нашим, когда уж устранены какие-либо страхи и опасности для любого, кто бы пожелал на него посягнуть?

(80) Кроме того, как я слышу, Эсхин собирается говорить что-то в таком роде, что удивляется, почему же обвиняет его Демосфен, а не кто-либо из фокидян. В чем тут дело, об этом вам лучше уже наперед услышать от меня. Из фокидских беженцев лучшие и самые порядочные, с моей точки зрения, оказавшись в изгнании и испытав на себе такие бедствия, держат себя тихо, и из них никому не захотелось бы навлечь на себя личную ненависть из-за общественных несчастий; люди же, способные за деньги сделать все, что угодно, не имеют человека, готового им платить 64. (81) Да, я, по крайней мере, никому не дал бы ничего за то, чтобы он выступил здесь вместе со мной и кричал о перенесенных несчастьях: ведь правда и дела сами кричат. Но народ фокидян, конечно, находится в таком тяжелом и жалком положении, что никому и в голову не приходит выступать с обвинением в Афинах по делу об отчетности, но они живут в порабощении и до смерти боятся фиванцев и наемников Филиппа, которых вынуждены содержать, – к тому же расселенные по деревням и разоруженные. (82) Вот почему вы не позволяйте ему говорить об этом, а лучше требуйте у него доказательства, или что фокидяне не погибли, или что он не обещал им от имени Филиппа пощады. В этом ведь и заключается отчет по посольству: «Что́ тобой достигнуто?», «Что́ ты сообщал в своих докладах?» – Сообщал правду, будь спокоен; сообщал ложь, казнись. А если здесь нет фокидян, что́ же из этого? Ведь это ты, я полагаю, постарался как мог довести их до такого состояния, что они не в силах ни помогать друзьям, ни обороняться сами от врагов.