Демосфен - Избранные речи

(147) Я не удивлюсь, если он осмелится говорить что-нибудь и в таком роде, будто невозможно было заключить мир почетный и такой, какой соответствовал бы моим желаниям, раз наши военачальники плохо вели войну. Если он будет это говорить, не забудьте спросить его, ради богов: разве он отправлялся послом из какого-нибудь другого, а не из нашего именно государства. Если он скажет, что из другого и притом из такого, которое – будет он говорить – одержало победу на войне и имеет порядочных военачальников, значит, он по заслугам получил деньги; если же именно из нашего, тогда с какой же стати он, как оказывается, получил подарки, хотя условия мира были таковы, что государство, пославшее его, само отказалось от своих собственных владений? Ведь конечно, если бы дело шло о справедливости, тогда и задачи как у пославшего государства, так и у его послов должны были бы быть одни и те же. (148) Кроме того, граждане судьи, примите во внимание еще вот что. Кто́ и кого, по вашему мнению, больше побеждал в эту войну – фокидяне ли фиванцев, или Филипп вас? Я лично хорошо знаю, что фокидяне фиванцев. По крайней мере, они занимали Орхомен, Коронею и Тильфосейскую крепость и захватили их отряд в Неонах, перебили двести семьдесят воинов при Гедилее 105и воздвигли там трофей, побеждали в конных боях, – словом, целая Илиада 106напастей окружала фиванцев. (149) С вами же ничего такого ни прежде не бывало, ни впредь, дай бог, не будет; самым же главным недостатком у вас в войне с Филиппом было то, что вы не могли вредить ему в такой мере, как бы хотели; сами же вы от такой опасности были вполне обеспечены. Так почему же выходит так, что от одного и того же мира фиванцам, несмотря на такие поражения на войне, удалось не только удержать свое, но вдобавок еще присоединить и владения их врагов, тогда как вам, афинянам, пришлось в условиях мира потерять и те владения, которые сохранялись войной? 107 А все потому, что их достояния послы не продавали, ваше же эти люди продали. *«Нет, клянусь Зевсом, – скажет, пожалуй, он, – причина в том, что наши союзники уже истощили свои силы из-за войны…*» 108. Что дело было именно так, вы еще лучше узна́ете из дальнейшего моего рассказа.

(150) Действительно, когда закончились обсуждения этого Филократова мира, за который высказался и Эсхин, послы Филиппа удовольствовались лишь тем, что приняли нашу присягу (до сих пор в событиях пока еще не было ничего непоправимого, только самый мир был позорный и недостойный нашего государства; но зато нам предстояло получить удивительные блага!); тогда я выражал пожелание и говорил им, что надо как можно скорее плыть к Геллеспонту, не упускать из рук дела и не давать Филиппу возможности за это время захватить никакого из расположенных там мест. (151) Я хорошо знал, что сто́ит только при переходе от войны к мирному положению оставить какое-нибудь место без внимания, как такие беспечные люди и лишаются всех таких мест; никто в самом деле, раз согласился заключить мир ради общего блага, никогда не захочет потом воевать из-за каких-нибудь забытых с самого начала местечек, но они достаются обычно тем, кто успеет захватить их раньше. А кроме того, у меня был еще и такой расчет, что, если мы поедем туда, это будет весьма полезно для нашего государства по двум соображениям. Именно, при условии, если мы сами будем находиться там и приведем его к присяге согласно псефисме, ему придется или вернуть захваченные им владения нашего государства и воздержаться от дальнейших захватов, (152) или, в случае невыполнения им нашего требования, мы сейчас же уведомим вас здесь об этом, и тогда вы, увидав на тех отдаленных и менее важных случаях его захватнические стремления и вероломство, не оставите без должного внимания здешних, близких к нам и особенно важных дел – я имею в виду фокидян и Пилы. Если он не успеет захватить этих мест и если вы не будете обмануты, все дела у вас будут в безопасности и ему придется добровольно удовлетворить справедливость. (153) И я предполагал, что естественно все так и будет. Действительно, если бы фокидяне и теперь оставались целы, как прежде, и занимали Пилы, Филипп никакими угрозами не мог бы заставить вас хоть сколько-нибудь поступиться справедливостью: он не мог бы пройти в Аттику ни сухим путем, ни по морю, победив силою флота 109; наоборот, вы в случае нарушения им права могли бы тотчас же запереть рынки и, доведя его до истощения в деньгах и во всем остальном, поставили бы снова в осадное положение, так что именно он оказался бы в рабской зависимости от преимуществ мира, а не вы. (154) И что это все я не придумываю и не приписываю себе теперь только после всего случившегося, но уже в то время сразу же понял и предвидел в отношении вас и говорил об этом им, вы узна́ете вот по каким данным. Когда уже более не оставалось на очереди ни одного заседания Народного собрания, так как все очередные 110прошли, а послы все еще не уезжали и оставались здесь, я в качестве члена Совета, поскольку Народ уполномочил на это Совет, внес письменно псефисму, чтобы они выезжали немедленно и чтобы стратег Проксен доставил их в те места, где, по его сведениям, будет находиться Филипп, – я написал это точно такими словами, как сейчас передаю. Возьми-ка и прочитай эту псефисму.

(155) Итак, отсюда я проводил их тогда вот так, против их желания, как вы ясно узнаете по их дальнейшему образу действий. Когда же мы прибыли в Орей 111и там встретились с Проксеном, эти люди, не пожелав ехать морем и исполнять полученные приказания, отправились окружным путем, и таким образом, чтобы только доехать до Македонии, мы потратили двадцать три дня. А все остальные дни мы просидели в Пелле вплоть до возвращения Филиппа, – в общем вместе с днями, проведенным в дороге, целых пятьдесят дней. (156) А тем временем Филипп захватывал и подчинял себе одно за другим – Дориск, Фракию, область укреплений 112, Святую гору – вообще все – в условиях мира, пользуясь перемирием, хотя я много раз заявлял и постоянно твердил, сначала как бы только доводя свой взгляд до общего сведения, затем как бы разъясняя неосведомленным, наконец, уже без всякого стеснения, обращаясь к ним как к людям, продавшим себя и самым бессовестным. (157) А возражал против этого открыто и противился всему, что я говорил и что было постановлено вами, именно вот он. Ну, а насчет того, все ли послы были согласны с ним, это вы сейчас узна́ете. Я пока еще совсем не касаюсь личностей и никого не обвиняю непосредственно, и нет надобности ни от кого из них требовать, чтобы он показывал свою честность сегодня; нужно, чтобы каждый сделал это по собственному почину и показал свою непричастность к преступлениям 113. Что дела были позорны и ужасны и велись не бескорыстно, это вы все уже видели. А кто были в них соучастниками, покажет само дело.