Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

В эти дни, когда я отчасти или даже совсем освободился от судебных защит и сенаторских забот, решил я, дорогой мой Брут, послушаться твоих советов и вернуться к тем занятиям, которые всегда были близки моей душе, хоть и времени прошло много, и обстоятельства были неблагоприятны. А так как смысл и учение всех наук, которые указывают человеку верный путь в жизни, содержатся в овладении тою мудростью, которая у греков называется философией, то ее-то я и почел нужным изложить здесь на латинском языке. Конечно, философии можно научиться и от самих греков – как по книгам, так и от учителей, – но я всегда был того мнения, что наши римские соотечественники во всем как сами умели делать открытия не хуже греков, так и заимствованное от греков умели улучшать и совершенствовать, если находили это достойным своих стараний.

Брут – Марк Юний Брут известен нам прежде всего как убийца Гая Юлия Цезаря. Все мы помним слова умирающего Цезаря: «И ты, Брут?», в оригинале «И ты, дитя?», которые означают вовсе не «Неужели и ты, самый близкий человек, меня предал?», а «Будь ты тоже проклят, ничтожный!»; «и ты» было одной из формул проклятия. Брут был одним из лучших друзей Цицерона, ему посвящены не только «Тускуланские беседы», но и некоторые другие трактаты Цицерона, а переписка Цицерона с Брутом (подлинность которой не до конца выяснена) показывает общность их политических взглядов и совместную нелюбовь к политической лжи. Судя по всему, Брут, как и Цицерон, до последнего хотел удержать Цезаря от узурпации власти, и действовать только политическими средствами, но в конце концов Брут оказался вовлечен в вооруженный заговор против Цезаря.

Не хуже греков – Цицерон высказывает эту мысль не раз, например, в начале диалога «О ведовстве» («О дивинации») он говорит, что римляне лучше греков могут передать основное понятие этого трактата, означающее гадание или предсказание будущего, у греков это называется µαντική, что звучит почти как «мания», «безумие», тогда как у римлян divinatio буквально должно означать «искусство богов», и значит, это слово передает не только технику получения откровений о будущем, но и природу этих откровений. Сам Цицерон переводил вершины греческой философии на латынь; в частности, диалог «Тимей» Платона, отказавшись от буквализма, например, в передаче греческого φύσις, «природа»: Цицерон предпочитал передавать это слово не буквально, как natura, а всякий раз описательно, в зависимости от того, о каких предметах в действительности говорится в тексте.

Наши нравы и порядки, наши домашние и семейные дела – все это налажено у нас, конечно, и лучше и пристойнее; законы и уставы, которыми наши предки устроили государство, тоже заведомо лучше; а что уж говорить о военном деле, в котором римляне всегда были сильны отвагой, но еще сильнее умением? Поистине, во всем, что дается людям от природы, а не от науки, с нами не идут в сравнение ни греки и никакой другой народ: была ли в ком такая величавость, такая твердость, высокость духа, благородство, честь, такая доблесть во всем, какая была у наших предков?

Законы и уставы – Цицерон не раз объяснял, что в Риме не было какого-то одного законодателя, как в греческих городах, но законы создавались многими поколениями и совершенствовались, с опорой не только на разум законодателя, но и на «нравы», на нравственное чувство жителей.

Цицерон считает, что мужество римлян дано им «от природы», имеется в виду, что они с самого начала проявляли эти качества, не требовалось специальных законов или наказаний, чтобы раскрыть или развить в людях эти качества, а с первых дней римляне были смелыми, благородными и доблестными.

Однако же в учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, – да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся? Так, у греков древнейший род учености – поэзия: ведь если считать, что Гомер и Гесиод жили до основания Рима, а Архилох – в правление Ромула, то у нас поэтическое искусство появилось много позже. Лишь около 510 года от основания Рима Ливий поставил здесь свою драму – это было при консулах Марке Тудитане и Гае Клавдии, сыне Клавдия Слепого, за год до рождения Энния.

Ливий Андроник (?–после 207 до н. э.) – греческий вольноотпущенник (получивший поэтому дополнительно к своему греческому имени Андроник римское имя своего бывшего хозяина), драматург, первую драму в Риме он поставил в 240 г. до н. э. Драмы Ливия Андроника были на сюжеты греческой мифологии: «Ахилл», «Эгисф», «Аякс» и другие.

Вот как поздно у нас и узнали и признали поэтов. Правда, в «Началах» сказано, что еще на пирах был у застольников обычай петь под флейту о доблестях славных предков; но, что такого рода искусство было не в почете, свидетельствует тот же Катон в своей речи, где корит Марка Нобилиора за то, что он брал с собою в провинцию поэтов: как известно, этого консула сопровождал в Этолию Энний. А чем меньше почета было поэтам, тем меньше и занимались поэзией; так что даже кто отличался в этой области большими дарованиями, тем далеко было до славы эллинов.

«Начала» – не сохранившееся произведение Марка Порция Катона Старшего о древнейшем периоде римской истории. Катон не одобрял увлечения своих образованных соотечественников греческой культурой и даже обозвал полководца Марка Фульвия Нобилиора (Благороднейшего) Мобилиором (Подвижнейший, то есть непостоянный, увлекающийся, ненадежный, бегущий за модой).

Если бы Фабий, один из знатнейших римлян, удостоился хвалы за свое живописание, то можно ли сомневаться, что и у нас явился бы не один Поликлет и Паррасий? Почет питает искусства, слава воспламеняет всякого к занятию ими, а что у кого не в чести, то всегда влачит жалкое существование. Так, греки верхом образованности полагали пение и струнную игру – потому и Эпаминонд, величайший (по моему мнению) из греков, славился своим пением под кифару, и Фемистокл незадолго до него, отказавшись взять лиру на пиру, был сочтен невеждою. Оттого и процветало в Греции музыкальное искусство: учились ему все, а кто его не знал, тот считался недоучкою. Далее, выше всего чтилась у греков геометрия – и вот блеск их математики таков, что ничем его не затмить; у нас же развитие этой науки было ограничено надобностями денежных расчетов и земельных межеваний.

Гай Фабий Пиктор Старший – римский живописец, украсивший фресками храм на Квиринале. Его прозвище Пиктор и означает «живописец», тем самым он стал основателем рода Пикторов, откуда вышли выдающиеся политики. Имя Фабий стало нарицательным для живописца, вспомним новеллу Ивана Тургенева «Песнь торжествующей любви» и роман Анатоля Франса «На белом камне».