Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Поликлет и Паррасий – прославленные греческие скульптор и живописец V века до н. э.

Эпаминонд Фиванский (ок. 410–362 до н. э.) – один из крупнейших греческих военачальников, с юности много занимался музыкой, что, вероятно, связано с его приверженностью философии Пифагора, утверждавшей всеобщую музыкальную гармонию мира.

Красноречием зато мы овладели очень скоро; и ораторы наши сперва были не учеными, а только речистыми, но потом достигли и учености. Учеными, по преданию, были и Гальба, и Африкан, и Лелий; не чуждался занятий даже их предшественник Катон; а после них были Лепид, Карбон, Гракхи и затем, вплоть до наших дней, такие великие ораторы, что здесь мы ни в чем или почти ни в чем не уступаем грекам. Философия же, напротив, до сих пор была в пренебрежении, так ничем и не блеснув в латинской словесности, – и это нам предстоит дать ей жизнь и блеск, чтобы, как прежде, находясь у дел, приносили мы посильную пользу согражданам, так и теперь, даже не у дел, оставались бы им полезны.

Сервий Сульпиций Гальба (консул 144 г. до н. э.) – первый римский оратор, который стал применять в речах отступления от темы и внелитературные приемы: например, он выводил на трибуну детей, чтобы разжалобить слушателей. Своим энергичным стилем он отличался от Гая Лелия Мудрого, предпочитавшего рациональные доводы и строго продуманную драматургию речи.

Марк Эмилий Лепид Порцина (консул 137 г. до н. э.) – политик и оратор, по свидетельству Цицерона, первый строго соблюдавший периоды как основной способ организации речи (периоды, напомню, это сложные фразы, указывающие на условия возможности какого-то события). Благодаря периодам его речь стала «округлой». Карбон и Гракхи следовали его ораторскому стилю.

Забота эта для нас тем насущнее, что много уже есть, как слышно, латинских книг, писанных наспех мужами весьма достойными, но недостаточно для этого подготовленными. Ведь бывает, что человек судит здраво, но внятно изложить свои мысли не может, – ничего особенного в этом нет; но когда человек, не умея говорить ни связно, ни красиво, ни сколько-нибудь приятно для читателя, пытается излагать свои размышления в книгах, то этим он во зло употребляет и время свое, и книги. Поэтому-то и читают такие сочинения только сами они да их друзья – никому другому до них и дела нет, кроме тех, кто так же считает для себя дозволенным писать что ему вздумается. Вот почему и решили мы: если усердие наше принесло хоть какую-то похвалу нашему красноречию, то с тем бόльшим усердием должны мы явить людям тот исток, из которого исходило само это красноречие, – исток философии.

Цицерон считает, что философия – главный источник хорошего письма по одной простой причине: сравнение философских идей и их убедительности позволяет сравнить и стили изложения, и вместе с некачественной мыслью отвергнуть такой же стиль, тем самым способствуя развитию отечественной литературы. Наспех написанные книги – это популярные эпикурейские книги, обучающие приятной жизни, наподобие нынешних психологических руководств. Цицерон противопоставляет этой «массовой литературе» свою позицию, основанную не на эпикурейской философии, а на стоической: не на поиске спокойствия и простых душевных радостей, но на мужественном противостоянии обстоятельствам. Такая мужественная философия требует и книг, написанных высоким профессиональным стилем: не только мысли, но и их выражение должно быть безупречным как оружие.

И вот как некогда Аристотель, муж несравненного дарования, знания и широты, возмутясь успехом ритора Исократа, стал сам учить юношей хорошо говорить, соединяя тем самым мудрость с красноречием, – так и мы теперь рассудили: не оставляя прежних наших занятий витийством, предаться также и этой науке, много обширнейшей и важнейшей. Ведь я всегда полагал, что только та философия настоящая, которая о самых больших вопросах умеет говорить пространно и красноречиво; и занимался я ею так усердно, что даже позволил себе устраивать уроки ее на греческий лад.

Аристотель не одобрял политической позиции Исократа, служившего афинским богачам. Вполне возможно, что «Риторика» Аристотеля была ответом на существование школы Исократа – тот брал большие деньги за обучение, и поэтому все его риторические приемы были засекречены, тогда как Аристотель опубликовал «Риторику», сделав свое искусство более демократичным. Под «уроками на греческий лад» имеются в виду рассуждения на свободную тему, в которых могут принять участие разные собеседники, а не учащиеся закрытой школы, как это было у Исократа. Цицерон требует от философии научиться пространно рассуждать – иначе говоря, отвечать на вопросы и недоумения любых слушателей.

Так что вскоре после твоего отъезда, милый Брут, я и попробовал испытать в этом свои силы, воспользовавшись тем, что на Тускуланской моей вилле как раз собралось много моих друзей. Когда-то я устраивал декламации на судебные темы и не оставлял этого упражнения дольше всех; а теперь, на старости лет, подобные рассуждения заменили мне декламации: я предлагал назначить, кто о чем хочет услышать, а потом, сидя или прохаживаясь, начинал рассуждать.

Декламация – тренировка публичного выступления перед небольшим кругом слушателей, способных оценить качество и убедительность. Преимущество декламации как формы обучения оратора было в том, что темы могли предлагать слушатели, а значит, оратор учился быстро готовить речь и разрабатывать любую тему по существующим правилам и образцам. Цицерон объясняет, как он перешел от декламаций, репетирующих участие в судебных процессах, к строго философским декламациям: многие его друзья задавались философскими вопросами, тревожившими их при приближении смерти больше, чем юридические.

Вот такие уроки (или, по-ученому говоря, лекции) я вел пять дней и записал в пяти книгах. Делалось это так: когда кто хотел о чем-нибудь послушать, тот сперва сам говорил, что он об этом думает, а потом уже я выступал с противоположным суждением. Ты ведь знаешь, что именно таков старинный сократический обычай – оспаривать мнение собеседника; Сократ считал, что так легче всего достичь наибольшего приближения к истине. Впрочем, чтобы понятнее было, в чем состояли эти наши споры, я изложу их тебе, словно не рассказывая, а показывая. Вот как, стало быть, мы начали:

Лекции – в оригинале Цицерон использует греческое слово schola, школа, означавшее обычно как философское обучение («философская школа»), так и вообще то, что мы бы назвали «высшим образованием».

Показывать (exponere) – вероятно, Цицерон имеет в виду в греческом языке связь между «дейксисом» (показом, указанием) и «аподейксисом» (научным доказательством, как бы систематическим показом). Такой доказательный показ противопоставляется изложению, рассказу, передающему простую последовательность событий.