Лукиан - Лукиан Самосатский. Сочинения

Сколь ненавистно имя всем богам твое,
Подагра, дочь Коцита, сколько слез в тебе.
В глубинах черных Ада родила тебя
Эриния Мегера и вскормила там
[5] Своею грудью; после молоко, как яд,
Жестокому младенцу Алекто дала.
О самый гнусный демон, кто дерзнул тебя
Явить на свет? Погибель ты приносишь нам.
Ведь если кара людям за злодейства их
[10] И после смерти с ними, ни к чему тогда
Терзаем Тантал жаждой; Иксион страдать
Не должен, век вращаясь с колесом своим;
Не должен камень тяжкий поднимать Сизиф;
Но всех виновных надо наказать одним:
[15] Пусть их суставы крутит злая боль твоя,
Недуг терзает тело; мой удел — страдать.
От пальцев рук до пальцев на ногах во мне
Разлилась желчи горечь, гноем все полно!
Как стеснено дыханье! Все пути его
[20] Закрыты, и мученья оттого сильней.
Из самых недр телесных рвется, плоть губя,
Пылая вихрем жара, огневая боль;
Как будто кратер Этны до краев в огне,
Иль это Сицилийский меж морей пролив
[25] Стремительно несется в свистопляске волн,
Крутя водовороты средь камней и скал.
О ты, конец болезни, недоступный нам!
Сколь глупы мы, лелея о тебе мечту:
Напрасная надежда обольщает нас.

[30] На Диндиме край Кибелы
Где фригийцы крик священный
В честь тебя, о нежный Аттис,
Издают. И, подражая
Песням Фригии, на Тмоле
[35] Шумно праднуют лидийцы.
А под звуки тамбуринов
В критском ритме громко "эван!"
Восклицают Корибанты.
И трубы могучий голос
[40] Раздается в честь Ареса,
Неудержного в сраженьях.
Ну, а мы тебе, Подагра,
Посвященные, приносим -
Лишь весна придет — стенанья
[45] В дни, когда травой зеленой
Все луга покрылись пышно
И под ласковым Зефиром
Зеленеют все деревья.
О своем несчастном браке
[50] Плачет ласточка; а ночью
По лесам несутся стоны -
Жребий Итиса печальный
Там оплакивает Прокна.

Увы, от бед спаситель, палка мне в удел -
[55] Нога досталась третья. Поддержи меня
И по пути прямому мне направь шаги,
Чтоб на земле оставить мог я твердый след.
Воспрянь, несчастный, с ложа подними свои
Больные члены, бросив темный угол свой.
[60] Гони от глаз ночную бездну мрака прочь,
И, выйдя к свету солнца, полной грудью ты
Дыши и, наслаждаясь, чистый воздух пей.
Пять дней прибавить надо к десяти другим,
Как я вдали от солнца чахну день за днем;
[65] Во тьме на жестком ложе исстрадался весь.
Но бодрость и веселье не утратил я
И вот стремлюсь направить к двери робкий шаг,
А тело, сил лишившись, неподвластно мне.
Воспрянь же духом, зная: коль подагрик вдруг
[70] Захочет прогуляться, да не хватит сил,
То это означает: он уже мертвец.
А ну-ка!
А это кто плетется? Палки в двух руках,
На голове венок из бузины надет?
[75] Какому богу буйный хоровод они
Ведут? Уж не тебя ли славят, Феб-Пеан?
Но нет, ведь лавр дельфийский не венчает их.
Не в честь ли Вакха звучный здесь поется гимн?
Но нет отличья Вакха — на кудрях плюща.
[80] Так кто же вы, о гости, что явились к нам?
Всю правду нам откройте, возвестив ее.
Друзья, какой богине вы поете гимн?

А ты-то сам откуда, вопросивший нас?
И палка и походка выдают тебя:
[85] Богини необорной миста видим мы.
Подагрик
Так, значит, я достоин той богини сам?

Афродиту, богиню Киприйскую,
Ту, что с высей эфира спустилась к нам
В блеске дивной своей красоты, вскормил
[90] Сам Нерей среди пены и волн морских.
А там, где начало берет Океан,
Олимпийского Зевса супругу,
Белорукую Геру — богиню
Вскормила Фетида грудью своей.
[95] А Кронид, величавый из всех богов,
Из бессмертной своей головы родил
Деву с сердцем, не знающим страха,
Ту, что любит сраженья, — Афину.
А наша благая богиня на свет
[100] Первой старцем Офионом рождена
Средь объятий веселых и ласковых.
Даже злой прекратился тогда хаос,
Засверкала заря, и явилось к нам
В лучезарном сиянии солнце.
[105] Объявилась тогда и Подагры мощь
Ведь как только на свет появилась ты
И мойра Клото приняла тебя,
Засмеялись от радости небеса,
И эфир зазвучал, отвечая им. [110] А тебя на обильной своей груди
Преисполненный счастья, вскормил Плутон.

А что за тайны мисты узнают ее?

Не льем мы кровь, железом не казним себя,
И косы из свободных не плетем волос,
[115] И не сечем бичами мы своих же спин,
Сырое мясо бычье мы не станем есть;
Но лишь весной роскошно расцветут цветы
И дрозд зальется звонкий в молодых ветвях,
Тогда у посвященных все суставы их,
[120] Подкравшись тайно, злая пронизает боль
Ступни, колена, пятки, бедра, голени,
Лопатки, плечи, руки и запястья рук
Она терзает, жжет, кусает, ест, палит,
Пока богиня муки не велит унять.

[125] Выходит, я один из посвященных сам,
Коль мне известны тайны? Пусть грядет сюда
Богиня благосклонно. Я и мисты все
Во славу ей затянем посвященных песнь.

Умолкни, эфир, и безветренным стань,
[130] И каждый подагрик смиренным пребудь.
Гляди! Полюбившая ложе грядет
Богиня, на палку рукой опершись.
Кротчайшая, здравствуй! Из многих богов
Одна ты служителям милость даришь.
[135] С ликующим взором нам благость яви
И всем избавленье от болей даруй
В прекрасные эти весенние дни.

Из смертных кто на свете не знаком со мной,
Подагрой? Все страданья здесь подвластны мне.
[140] Мне воскуряют ладан — не смиряюсь я;
Ни крови жертв горячей не смягчить меня,
Ни посвященьям разным, что висят всегда
В святилищах. Бессильны и лекарства все
Пеана — он же лечит в небесах богов.
[145] Бессилен сам Асклепий, мудрый Феба сын.
Ведь с той поры, как только род людской возник,
Напрасно все дерзают свергнуть власть мою.
Лекарствами, коварно составляя их,
Свое искусство каждый испытал на мне:
[150] Трут подорожник эти, растирают плющ,
А те — латука листья, портулак берут.
Те — подорожник водный и порей, а те
Крапиву трут морскую, живокость; одни
Как средство чечевицу из болот несут
[155] И пастернак, и натр, и листья персика
Готовят. Мак, гранаты, белену и лук,
И девясил, и ладан с чемерицею,
Колламфоком и сено грецкое с вином,
Орешки кипариса и ячмень в муке,
[160] Лягушек семя, мрамор и капустный лист,
Помет козы, а также человечий кал,
Берут Ассийский камень и муку бобов,
Жаб варят, землероек, ящериц, котов,
Свиней, козлооленей, лягушат и лис.
[165] Какой металл не призван на меня людьми?
Каких деревьев слезы? Сок не взят какой?
От всех животных кости, жилы, кожа, жир,
Их мозг и кровь, моча их, молоко и кал, -
Все взято. И четыре зелья пьют зараз
[170] Одни, другие — восемь, большинство же — семь!
Один священным средством гонит прочь болезнь,
Заклятья произносит нараспев другой,
И новым вздором тешит иудей себя.
Иной лечиться вздумал ласточки гнездом.
[175] Один совет даю им: пусть рыдают все.
На тех, кто хочет этим испытать меня,
Еще грозней привыкла я идти войной.
А к тем, кто зла не мыслит, не враждебен мне,
Я сердцем благосклонна и мягка душой,
[180] На самом деле, мисты у меня тотчас
Научатся прекрасно говорить; из них
Изящной речью сможет усладить любой.
С улыбкой одобренья все глядят, когда
Он, на руках несомый, в бани держит путь.
[185] Ведь Ата, что шагает на ступнях своих
Нежнейших, — и об этом говорит Гомер, -
По головам у смертных — это я сама,
Хоть и зовусь Подагрой: я ведь ног болезнь.
Но веселей, кто в тайны посвящен мои!
[190] Богине необорной начинайте гимн