Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

2. Если же ты, как ты указываешь, предался слезам и печали, то я скорблю, так как ты скорбишь и беспокоишься; не могу не обвинять тебя, если ты позволяешь мне сказать более свободно, что я думаю. Как? Ты один не увидишь того, что явно, ты, который по своей прозорливости замечаешь самое скрытое? Ты не поймешь, что не извлекаешь никакой пользы из ежедневных сетований? Не поймешь, что удваиваются тревоги, облегчения которых от тебя требует твое благоразумие?

3. Итак, если я не могу принести какую-нибудь пользу советами, я добиваюсь влиянием и просьбами — если ты сколько-нибудь расположен ко мне, освободись от этих огорчений и вернись к нашему образу жизни, то есть или к нашим общим привычкам, или к твоим личным и тебе свойственным. Я хочу не докучать тебе, если мое рвение не доставляет тебе удовольствия; хочу отвлечь тебя, чтобы ты не утвердился в начатом. Теперь меня тревожат эти два противоположных обстоятельства; в одном из них, пожалуйста, послушайся меня, если можешь; в другом не ошибись. Будь здоров.

[Att., XII, 42, §§ 1—3]

Астурская усадьба, 10 мая 45 г.

1. Я не просил тебя назначать какой-нибудь день для письма; ведь я видел, чт оты пишешь, и все-таки предполагал или, лучше, понимал, что тебе не о чем было писать; но за пять дней до ид я и считал, что ты в отсутствии, и ясно видел, что тебе не о чем писать. Тем не менее, я буду посылать к тебе почти каждый день; ведь я предпочитаю — понапрасну, лишь бы у тебя было, с кем отправить, если случайно будет что-либо, что мне, по-твоему, надо знать. И вот за пять дней до ид я получил твое письмо, лишенное содержания. И в самом деле, о чем тебе было писать? Но каково бы ни было то, что было, — мне оно не было в тягость, — за отсутствием чего-либо другого, — знать, что у тебя ничего нового.

Но ты написал кое-что насчет Клодии. Так где она или когда намерена приехать? Владение мне нравится больше, чем что-либо другое, исключая имение Отона.

2. Но я и не думаю, что она продаст (ведь она любит участок и богата), и тебе известно, как трудно то второе дело. Но, заклинаю, приложим усилия, чтобы придумать что-нибудь для того, чего я желаю.

3. Думаю выехать отсюда на другой день после ид, но либо в тускульскую усадьбу, либо домой 2899, оттуда, быть может, в Арпин. Когда буду знать наверное, напишу тебе.

[Fam., V, 15]

Астурская усадьба, 10—12 мая 45 г.

Марк Цицерон шлет привет Луцию Лукцею, сыну Квинта 2900.

1. Вся твоя приязнь ко мне всесторонне проявилась в том письме, которое я недавно получил от тебя; она, правда, хорошо известна мне, но все-таки — лестная и желанная; я бы сказал «приятная», если бы не утратил навсегда этого слова, — и не по одной той причине, которую ты подозреваешь и из-за которой ты, пользуясь мягчайшими и ласковейшими словами, меня тяжко обвиняешь 2901, но потому, что лекарств для столь большой раны 2902, которые должны существовать, не существует.

2. Что же? У друзей мне искать прибежища? Сколь многочисленны они? Ведь у нас были почти общие, из которых одни пали, другие очерствели каким-то образом. Совместно с тобой я, действительно, мог бы жить и очень хотел этого: давность, приязнь, привычка, одинаковые занятия. Какой связи, прошу, недостает нашему союзу? Итак, можем мы быть вместе? И я, клянусь, не понимаю, что препятствует этому. Но, во всяком случае, — до сего времени мы не были вместе, хотя и были соседями по тускульской, по путеольской усадьбе. Что говорить мне «в Риме», в котором, раз форум общий, соседства не требуется?

3. Но — не знаю, какой судьбой, — наш век совпал с таким временем, что как раз тогда, когда нам надо было бы особенно процветать, нам даже совестно жить 2903. И в самом деле, какое прибежище могло быть для меня, лишенного и дома и на форуме знаков почета 2904и утешений? Литература, верю я, которой я усидчиво занимаюсь. И в самом деле, что другое могу я делать? Но — не знаю, как — сама она не пускает меня к гавани и прибежищу и как бы укоряет за то, что я остаюсь в этой жизни, в которой нет ничего, кроме продления самого жалкого времени.

4. Здесь ты удивляешься, что я не в том городе, в котором дом совсем не может доставить удовольствие 2905, чрезвычайно сильна ненависть к обстоятельствам, к людям, к форуму, к курии? Поэтому я занимаюсь литературой, на которую трачу все время, так, чтобы искать в ней не длительное лечение, а слабое забвение скорби.

5. Если бы мы — я и ты — сделали то, что нам даже на ум не приходило вследствие ежедневных опасений, мы были бы вместе в течение всего времени, и ни меня не беспокоило бы твое здоровье, ни тебя — моя печаль. Насколько это будет возможно, осуществим это. И в самом деле, что более подходит для каждого из нас? Итак, я с тобой вскоре увижусь.

[Att., XII, 41]

Астурская усадьба, 11 мая 45 г.

1. Мне не о чем было писать; но я хотел знать, где ты; если ты в отъезде или намерен быть в отъезде, то — когда ты намерен возвратиться. Итак, ты сообщишь. А то, что ты хотел знать, — когда я уезжаю из этой местности, — на другой день после ид я решил остановиться в Ланувии, затем на другой день — в тускульской усадьбе или в Риме. Как я поступлю, узнаешь в тот самый день.

2. Ты знаешь, как несчастье склонно к обвинению ; по отношению к тебе, правда, менее всего; тем не менее я весь поглощен храмом; если он не будет, не говорю — закончен, но если я не буду видеть, что он строится (осмеливаюсь сказать это, а ты, как обычно, примешь), моя скорбь набросится на тебя, правда, незаслуженно; ты, однако, перенесешь то самое, о чем я пишу, как переносишь и перенес все, относящееся ко мне. Все свои утешения, пожалуйста, направь на одно это.

3. Если ты хочешь знать, чего я хочу, то, во-первых, владений Скапулы, во-вторых, Клодии, затем — если Силий не хочет, а Друз действует непорядочно, — Кусиния и Требония. Полагаю, есть третий владелец; наверное знаю, что был Ребил. Но если ты стоишь за тускульскую усадьбу 2906, как ты указал в одном письме, я с тобой соглашусь. Ты это непременно закончишь, если хочешь, чтобы получил облегчение я, которого ты даже теперь обвиняешь строже, чем допускает твое обыкновение, но ты делаешь это от необычайной любви и, быть может, под влиянием моей ошибки. Тем не менее, если хочешь, чтобы я получил облегчение, то это — наивысшее облегчение или, если хочешь знать правду, — единственное.

4. Если ты прочтешь письмо Гирция, которое кажется мне как бы прообразом того порицания, которое Цезарь написал о Катоне 2907, сообщишь мне, если тебе будет удобно, каково твое мнение. Возвращаюсь к храму; если он не будет закончен этим летом, которое, как видишь, остается в нашем распоряжении, не буду считать, что я освобожден от обвинения в преступлении 2908.