Клавдий Элиан - Пестрые рассказы

Божество на благо людям устроило так, что тираническая власть не переходит дальше второго колена, — оно либо сразу, как сосну, [237] Сосна, надрубленная сверху, по воззрениям греков, засыхает. подрубает жизнь тирана, либо отбирает у него наследников. За все время эллины насчитывают лишь три случая наследованных внуками тираний: тиранию Гелона в Сицилии, Левконидов на Боспоре и Кипселидов в Коринфе. [238] Гелону наследовал не сын, а брат Гиерон (477 г. до н. э.); соправителем Гиерона II был его сын Гелон, а внук Иероним — наследником; тирану Пантикапей Левкону (393–353 гг. до н. э.) наследовал сын Спартак. Власть Кипселидов продержалась 72 года, начиная с 658 г. до н. э.

Я расскажу о великодушном поступке Дария, сына Гистаспа. Гирканец Арибаз в сообществе еще с несколькими знатными персами составил заговор против царя. Решено было убить его на охоте. Узнав об этом, Дарий не устрашился, отдал им распоряжение вооружиться, сесть на коней и держать дротики наготове; когда это было сделано, пристально посмотрел на них и сказал: «Что же вы не исполняете то, ради чего пришли?» Твердый взгляд царя остановил заговорщиков; на них напал такой страх, что они побросали свои дротики, соскочили с коней и, пав перед Дарием ниц, отдали себя на его милость. Царь же только разослал их в разные места: одних к индийским пределам, других — к скифским. В дальнейшем помилованные заговорщики были верны царю, помня о его благодеянии.

Об ассириянке Семирамиде существует множество различных рассказов. Динон же сообщает следующее: она была красивейшей из женщин, хотя и мало заботилась о своей наружности. Молва об ее красоте достигла ушей ассирийского царя, и он призвал Семирамиду ко двору, а увидев, влюбился. Тогда Семирамида попросила дать ей царские одежды и разрешить пять дней править Азией, чтобы все делалось, как она повелит. Просьба не встретила отказа. Когда царь посадил Семирамиду на трон и она почувствовала, что все в ее руках и в ее власти, она приказала дворцовой страже умертвить царя. Так Семирамида завладела ассирийским царством. [239] Рассказ носит легендарный характер. Семирамида была супругой ассирийского царя Нина и получила царство после его смерти.

Говорят, что сидонский царь Стратон стремился превзойти всех людей пышностью и роскошью. Хиосец Феопомп сравнивает его образ жизни с образом жизни феакийцев, о котором рассказал великий Гомер с присущей его поэзии величавостью. [240] Одиссея, VIII, 248. Но Стратон имел не одного певца, своим искусством услаждавшего его слух на пирах: на них присутствовали певцы, флейтистки, красавицы гетеры и плясуньи. Он изо всех сил старался ни в чем не уступать кипрскому Никоклу, так как тот соревновал с ним. Соперничество распространялось только на незначительные вещи, т. е. на те, о которых выше говорилось. Каждый осведомлялся у прибывавших гостей о новых причудах другого, чтобы затмить его. Но Стратону и Никоклу не удалось кончить свои дни в подобных забавах: оба умерли насильственной смертью. [241] Стратон погиб, так как принял участие в восстании сатрапов против персидского царя; Никокл, царь Кипра, очевидно, разделил его судьбу. Известно, во всяком случае, что он пал, борясь против Персии.

Аристипп разными доводами старался облегчить печаль своих горько сетующих друзей, в начале же произнес такие слова: «Я пришел не для того, чтобы горевать вместе с вами, но чтобы утишить ваше горе».

Питтак был восхищен мельницами, объясняя это тем, что мельницы позволяют делать на небольшом пространстве различные телесные упражнения. [242] В древней Греции не существовало ветряных мельниц; мельницы приводились в движение живой силой, животными или людьми. Существовала так называемая мельничная песня. [243] Фрагмент этой народной песни сохранился.

Сын Лаэрта [244] Сын Лаэрта — Одиссей. застает отца за работой в саду, хотя тот был уже глубоким стариком. Одиссей признается, что искусен в различных работах:

Не нуждаясь в услугах корабельного мастера, он своими руками быстро строит плот. [246] Одиссея, V, 243 и сл. И Ахилл, правнук Зевса, [247] Ахилл — сын Пелея, внук Эака, сына Зевса. сам разрезает мясо, спеша приготовить угощение ахейским послам. [248] Илиада, IX, 209 и сл.

Однажды во время снегопада скифский царь спросил какого-то человека, совсем без одежды стоявшего на морозе, не замерзает ли он. Скиф ответил вопросом на вопрос, не мерзнет ли у царя лоб. Услышав от него: «Нисколько», — скиф сказал: «И я не мерзну, потому что мое тело — сплошной лоб». [249] Скиф хочет сказать, что все его тело, подобно лбу царя, нечувствительно к холоду.

Если на следующий день ожидалось народное собрание, Демосфен, сын Демосфена, бодрствовал всю ночь, обдумывая свою речь и заучивая наизусть то, что собирался сказать. Поэтому Пифей, мне кажется, смеялся над ним, говоря, что его искусство отдает чадом светильника.

Когда Гефестион умер, Александр бросил в погребальный костер оружие, золото, серебро и драгоценную персидскую одежду. Он также на гомеровский лад отрезал прядь своих волос, подражая Ахиллу. [250] Илиада, XXIII, 46 и 135. Но царь горевал необузданнее и сильнее этого героя: он занес руку на экбатанский акрополь. Все, включая срезанные волосы, по моему мнению, было вполне в греческом духе. Покушение же на стены Экбатан положило начало варварским поступкам царя. Александр отказался от своей обычной одежды и весь отдался печали, любви и слезам.

Гефестион умер под Экбатанами. Некоторые считают, что всем, что было учреждено для похорон Гефестиона, воспользовались на похоронных торжествах в честь самого Александра, ибо смерть постигла царя, когда траурные обряды по Гефестиону еще не были исполнены.

Разве это не свидетельство великой скромности, по крайней мере я так думаю, если супруга Фокиона носила его гиматий [251] См. прим. [7] и не искала шафранных или привезенных из Тарента [252] Тарентийские одежды высоко ценились. одежд, всяких накидок, богатого верхнего платья, головных повязок, покрывал, разноцветных хитонов. Прежде всего она одевалась своей скромностью, а потом уже думала о самой неприхотливой одежде.

Однажды Сократ сказал Ксантиппе, когда она не пожелала в его гиматии любоваться праздничным шествием: «Видно, ты хочешь не смотреть, а чтобы на тебя смотрели».