Платон - Горгий

Сократ.Значит, и если кто делает разрез, — то же самое? Должно ведь существовать тело, которое режут.

Пол.Да.

Сократ.И если разрез длинный, или глубокий, или болезненный, тело получает такой именно разрез, какой наносит режущий?

Пол.Видимо, так.

Сократ.Теперь смотри, согласен ли ты с тем, о чем я сейчас говорил, в целом: всегда, какое действие совершается, такое же в точности и испытывается?

Пол.Согласен.

Сократ.Раз в этом мы с тобою согласились, скажи: нести кару — значит что-то испытывать или же действовать?

Пол.Непременно испытывать, Сократ.

Сократ.Но испытывать под чьим-то воздействием?

Пол.А как же иначе? Под воздействием того, кто карает.

Сократ.А кто карает по заслугам, карает справедливо?

Пол.Да.

Сократ.Справедливость он творит или несправедливость?

Пол.Справедливость.

Сократ.Значит, тот, кого карают, страдает по справедливости, неся свое наказание?

Пол.Видимо, так.

Сократ.Но мы, кажется, согласились с тобою, что все справедливое — прекрасно?

Пол.Да, конечно.

Сократ.Стало быть, один из них совершает прекрасное действие, а другой испытывает на себе — тот, кого наказывают.

Пол.Да.

Сократ.А раз прекрасное — значит, и благое? Ведь прекрасное либо приятно, либо полезно.

Пол.Непременно.

Сократ.Стало быть, наказание — благо для того, кто его несет?

Пол.Похоже, что так.

Сократ.И оно ему на пользу?

Пол.Да.

Сократ.Но одинаково ли мы понимаем эту пользу? Я имею в виду, что человек становится лучше душою, если его наказывают по справедливости.

Пол.Естественно!

Сократ.Значит, неся наказание, он избавляется от испорченности, омрачающей души?

Пол.Да.

Сократ.Так не от величайшего ли из зол он, избавляется? Рассуди сам. В делах имущественных усматриваешь ли ты для человека какое-нибудь иное зло, кроме бедности?

Пол.Нет, одну только бедность.

Сократ.А в том, что касается тела? Ты, вероятно, назовешь злом слабость, болезнь, безобразие и прочее тому подобное?

Пол.Разумеется.

Сократ.А ты допускаешь, что и в душе может быть испорченность?

Пол.Конечно, допускаю!

Сократ.И зовешь ее несправедливостью, невежеством, трусостью [27] Несправедливость, невежество, трусость противопоставляются трем добродетелям — справедливости, мудрости, храбрости. Ксенофонт в «Воспоминаниях…» посвящает специальные главы беседам Сократа о хорошем и прекрасном (III 8), о храбрости и мудрости (III 9) и о справедливости (IV 6). и прочими подобными именами?

Пол.Совершенно верно.

Сократ.Стало быть, для трех этих вещей — имущества, тела и души — ты признал три вида испорченности: бедность, болезнь, несправедливость?

Пол.Да.

Сократ.Какая же из них самая безобразная? Верно, несправедливость и вообще испорченность души?

Пол.Так оно и есть.

Сократ.А раз самая безобразная, то и самая плохая?

Пол.Как это, Сократ? Не понимаю.

Сократ.А вот как. Самое безобразное всегда причиняет либо самое большое страдание, либо самый большой вред, либо, наконец, то и другое сразу, потому-то оно и есть самое безобразное, как мы с тобою уже согласились раньше.

Пол.Совершенно верно.

Сократ.А не согласились ли мы сейчас только, что безобразнее всего несправедливость и вообще испорченность души?

Пол.Согласились.

Сократ.Стало быть, она либо мучительнее всего, и тогда потому самая безобразная, что превосходит <���прочие виды испорченности> мукою, либо превосходит вредом, либо тем и другим вместе?

Пол.Непременно.

Сократ.А быть несправедливым, невоздержным, трусливым, невежественным — больнее, чем страдать от бедности или недуга?

Пол.Мне кажется, нет, Сократ. По крайней мере из нашего рассуждения это не следует.

Сократ.Стало быть, если среди всех испорченностей самая безобразная — это испорченность души, она безмерно, чудовищно превосходит остальные вредом и злом: ведь не болью же — боль ты исключил.

Пол.Видимо, так.

Сократ.Но то, что приносит самый большой вред, должно быть самым большим на свете злом.

Пол.Да.

Сократ.Стало быть, несправедливость, невоздержность и вообще всякая испорченность души — величайшее на свете зло?

Пол.Видимо, так.

Сократ.Теперь скажи, какое искусство избавляет от бедности? Не искусство ли наживы?

Пол.Да.

Сократ.А от болезни? Не врачебное ли искусство?

Пол.Непременно.

Сократ.Какое же — от испорченности и несправедливости? Если вопрос тебя затрудняет, поставим его так: куда и к кому приводим мы больных телом?

Пол.К врачам, Сократ.

Сократ.А несправедливых и невоздержных — куда?

Пол.Ты хочешь сказать: к судьям?

Сократ.Не для того ли, чтобы они понесли справедливое наказание?

Пол.Да, для этого.

Сократ.А те, кто их карает, не обращаются ли за советом к правосудию, если карают по заслугам?

Пол.А как же иначе!

Сократ.Значит, искусство наживы избавляет от бедности, врачебное искусство — от болезни, а правый суд — от невоздержности и несправедливости.

Пол.Видимо, так.

Сократ.Какая же среди этих вещей самая прекрасная?

Пол.О чем ты говоришь?

Сократ.Об искусстве наживы, врачевании и правосудии.

Пол.Правосудие намного выше всего остального, Сократ.

Сократ.Значит, опять-таки, если оно всего прекраснее, то либо доставляет наибольшее удовольствие, либо наибольшую пользу, либо то и другое вместе?

Пол.Да.

Сократ.А лечиться — приятно, лечение приносит удовольствие?

Пол.Мне кажется, нет.

Сократ.Но уж во всяком случае оно полезно. Как по-твоему?

Пол.Да.

Сократ.Ведь оно избавляет от большого зла — чтобы вернуть здоровье, стоит вытерпеть боль.

Пол.Еще бы!

Сократ.Но тогда ли человек счастливее всего телом, когда лечится, или когда вовсе не болеет?

Пол.Ясно, что когда не болеет.

Сократ.Да, счастье, видимо, не в том, чтобы избавиться от зла, а в том, чтобы вообще его не знать.

Пол.Это верно.

Сократ.Пойдем дальше. Если есть двое больных — телом или душою, все равно, — который из них несчастнее: тот, что лечится и избавляется от зла, или другой, который не лечится и все оставляет как было?