Луций Сабин - Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Я неподалеку от Ариции, вокруг меня утро, свежесть, птичье пение, и странное ощущение весны, несмотря на то, что лето уже налило виноград пурпуром и прозрачным золотом. И еще Аппиева дорога, которая увлекает на юг с такой восторженной силой, что я даже не сумел выстроить до конца первую фразу этого письма. Думаю, что ты удивлен. Когда-то ты знавал точность и емкость моих немногословных фраз, приводивших в восторг любителей аттического стиля. Не удивляйся, Луций: прерывистая странность моего послания, пытающаяся объять необъятное, — луч солнца, переливы росы, шум утра, бьющийся о камни Аппиевой дороги, и саму дорогу, уводящую из Рима и влекущую в неведомую даль (забудем, что она кончается в Капуе), — итак, эта прерывистая странность преследует совершенно конкретную цель — уяснить, к чему все наши занятия историей, а для этого даже азианский стиль порой кажется мне слишком сухим [25] Аттический и азианский стили — основные направления в греческой, а затем и в римской словесности периода, к которому относятся «Письма» Эмилия Сабина. Аттический стиль, образцом которого были афинские (аттические) писатели, отличался ясностью и краткостью. Азианский стиль, получивший особое распространение в Азии и бывший противоположностью аттическому, характерен особым богатством и сложностью выразительных средств, своего рода «пышностью». Между этими «крайностями» существовали также промежуточные направления — прежде всего родосская школа красноречия, а в Риме — творчество Цицерона (более тяготевшего к азианизму). .

Я смотрю на камни Аппиевой дороги и вижу, как они, столь незыблемые, неподвижные, бесстрастные и упорядоченные вблизи, убегая вдаль, становятся дорогой, становятся пространством, становятся связью, прочерчивая и соединяя то, что есть Рим и Капуя (о, сколь велико различие между ними!), что есть природа и создание рук человеческих, что есть прошлое, настоящее и будущее, что есть творение Рима и, наконец, что есть сам Рим — не город, но сердце, раскинувшее свои артерии по всей Италии, впитывающее кровь от плоти заморских стран и бьющееся в суматохе кривых улочек между семью холмами волнующими ударами исполнения гражданского долга и — трижды увы! — ударами гражданских распрей на Форуме, где холодный (но далеко не всегда) расчет сменяется горячим кровопролитием. Аппиева дорога — это каменное полотно, проходящее через историю. Она имеет лишь относительное начало — 442 год от основания Города [26] Аппиева дорога , существовавшая, по крайней мере, с конца VI века до н. э., была реконструирована в 312 году до н. э. (442 г. от основания Рима) как via publica цензором Аппием Клавдием Цеком, от которого и получила свое название. Первоначально Аппиева дорога соединяла Рим с Капуей (затем была продолжена до Беневента и Брундизия). и никогда не будет иметь конца (разве что опять-таки только относительный конец), мы же — увы! — имеем и начало и конец, проходя только некий определенный отрезок истории, а ныне — пребывая в конкретной точке, которая есть 681 год от основания Города [27] 73 год до н. э. . Аппиева дорога уносит меня в даль, которая наполнена звуками и движениями, и цель моя — все те же изыскания, которыми мы с таким удовольствием занимались когда-то в тиши среди строго пространства и мысленного изобилия библиотек. Этим изысканиям греки дали очень красноречивое определение «история», которое напоминает о ткани, созданной на некоем Ιστός [28] Ткацкий станок (греч.). . Начиная, по крайней мере, с Геродота, если не с Гекатея или даже с Гомера, они производят на этом станке великолепные ткани, искусно соединяя изысканные нити, расцвечивают их всяческими существующими и несуществующими в природе цветами и оттенками на любой вкус, с учетом любой потребности и желания, а затем кроят и перекраивают, создавая какие угодно изделия от изысканнейшего, тончайшего ионийского хитона для хрупкого девичьего тела (нет, я не имею в виду язык Геродота) до грубого мешка из которого жрут сейчас овес серомордые мулы. В этой огромной мастерской от Гадеса до Мегасфеновых Палибофров [29] Гадес (греч. Гадиры) — финикийская колония на юге Испании (совр. Кадис), т. е. на крайнем Западе античного мира. Палибофры — город в Индии на Ганге, (здесь — символически крайний Восток античного мира). Мегасфен (конец III — начало IV века до н. э.) — знаменитый исследователь Индии, проживший некоторое время в качестве посла сирийского царя Селевка I Никатора при дворе индийского царя Сандрокотта (Чандрагупты). не знаю сколько уже веков ткут, кроят и шьют научные изыскания, обучая между прочим этой кропотливой мудрости старательных и нерадивых учеников, сосредоточенно рассматривающих структуру нити или же небрежно отмеряющих ткани локтями, — таких, какими были когда-то мы с тобой, Луций, в Эмилиевой мастерской [30] Знаменитая библиотека, основу которой составила привезенная в Рим в 168 году до н. э. Эмилием Павлом библиотека побежденного им царя Македонии Персея. Эмилиева библиотека была первой по времени крупной библиотекой Рима. Сведений о ее дальнейшей судьбе не сохранилось. . Возможно, я оказался слишком непоседливым учеником, несмотря на все мое прилежание и якобы достигнутые успехи. Может быть, виной тому и есть это смятение, которое вызывает во мне пересечение Аппиевой дороги с линией горизонта у мягких Альбанских холмов. Как бы то ни было, у меня возникло непреодолимое желание взглянуть несколько со стороны на ткацкий станок, на котором изготовляется история. О, Луций, как приятно сделать глоток фунданского вина [31] Фунданское вино — одна из разновидностей знаменитого и едва ли не самого благородного из вин античной Италии цекубского , получившее свое название от города Фунды в Южном Лации. Цекубская равнина находилась на берегу Амиклейского залива в области Фунд. , зная, что в этих краях ласкала некогда Улисса волшебница Цирцея… Неужели мысль изобрести историю возникла бы у Геродота, не будь он охоч до сказок?

Да, я принял твое предложение писать историю оружия [32] Труд Эмилия Сабина, посвященный истории оружия, по-видимому, должен был стать своего рода «дополнением» к занятиям Луция Лукулла теорией военного искусства, блестящим знатоком которой он слыл среди современников. ( Цицерон . Учения академиков. II. 1, 2). Ср. в этой связи Письмо IX : «Помнишь, с какой легкостью и беззаботностью принял твое предложение, вернее твой вызов, писать исследование по истории оружия?» и отправился собирать сведения в направлении противоположном путешествию нашего прародителя Энея. Я двигаюсь туда, откуда нас, римлян, когда-то открывал для себя мир греческой учености: по этому пути, по Аппиевой дороге мы вошли в историю.