Квинт Флакк - Сочинения

Что ж, напиши что-нибудь, ожиданий достойное наших!

Что? Ничего? Так напрасно ж перо обвинять и напрасно

Бить по стене кулаком на потеху богам и поэтам!

Мы по лицу твоему от тебя превосходного много

10 Ждали, когда ты под сельскую теплую кровлю сокрылся.

Так для чего же привез ты с собой Платона с Менандром?

Что же взял в свиту свою Евполида и с ним Архилоха?

Или ты хочешь спастись от врагов, свое дело забросив?

Нет, лишь презренье одно наживешь! Отбрось же ты леность,

Эту сирену свою, иль и то, что ты нажил трудами,

Ты ни за что потеряешь опять!

Гораций

Да пошлют тебе боги

Все и богини за этот полезный совет — брадобрея!

Только откуда ты знаешь меня?

Дамасипп

Разорившись на бирже,

Стал я, оставив свои все дела, заниматься чужими.

20 Прежде любил я исследовать бронзу лохани, в которой

Ноги мыл хитрый Сизиф, разбирал, где заметна в ваянье

Слабость резца, где металл отлился неудачно и грубо,

Мог я назвать, как знаток, стотысячной статуе цену;

Дом ли, сады покупать — в том со мною никто не равнялся,

Так что меня при продажах любимцем Меркурия звали.

Гораций

Это я знаю. Дивлюсь, как от этого ты исцелился!

Впрочем, нередко одна болезнь прогоняет другую,

Новая — старую. Крови прилив к голове или к боку

Вдруг обратится к груди. Иной летаргией был болен;

30 Смотришь — уже на врача он, взбешенный, летит с кулаками.

Лишь бы не ты на меня; а с другими — будь что угодно!

Дамасипп

Друг, понапрасну не льстись! Все глупцы, да и сам ты безумен,

Если нам правду Стертиний твердил. От него я науку

Эту чудесную принял тогда, как меня убедил он

Мудрую эту браду себе отрастить в утешенье

И от моста Фабриция с миром домой воротиться;

Ибо оттуда, добро потеряв, с головою покрытой

Броситься в волны хотел я, но он подхватил меня справа.

«Ты берегись недостойного дела! — вскричал он. — Ты мучим

40 Ложным стыдом, ты боишься безумным прослыть меж безумцев!

Только ответь мне сперва: что есть безумие? Если

Ты лишь безумен один, я ни слова: погибни отважно!

Но ведь Хрисипп и Хрисиппова школа зовет сумасшедшим

Всякого, кто ослеплен неведеньем глупым о благе

Истинном. Этим грешат и цари, и большие народы

И не грешит один лишь мудрец. Так вот и послушай,

В чем же безумие тех, кто тебя обзывает безумцем.

Часто в дремучем лесу одинокий сбивается путник

И начинает блуждать, но блуждает по-своему каждый:

50 Этот собьется с пути направо, а этот налево, —

Оба блуждают они, но только по разным дорогам.

Оба безумны они, хотя над тобой и смеются.

Верь мне: с хвостом и они! Бояться, где вовсе нет страха, —

Это безумие точно такое ж, как если б кто начал

В поле открытом кричать, что гора преграждает дорогу,

Или вода, иль огонь. Но ничуть не умней на другую

Ногу хромать: в пучину реки или в пламя бросаться,

Как ни кричали б и мать, и сестра, и отец, и супруга:

«Здесь глубочайший обрыв, здесь скала, берегися, несчастный!»

60 Нет, он не слышит, безумный, как Фуфий, который на сцене

Пьяный на ложе заснул и проспал Илиону, и тщетно

Несколько тысяч партнеров ему из театра кричали:

«Матерь! Тебя я зову!» Так безумствуют все, докажу я!

Все Дамасиппа считают безумным за то, что скупает

Старые статуи он, — а кто верит ему, тот умнее ль?

Если б тебе я сказал: «Вот возьми: все равно не вернешь ведь!» —

Взявши, был бы ты глуп? Нет, ты был бы гораздо глупее,

Если не взял бы, что даром Меркурий тебе посылает!

Пишешь хоть десять раз на иного у Нерия вексель,

70 Хоть сто раз у Цикуты; опутай его хоть цепями:

Все ни во что, из любой западни ускользнет он Протеем.

А как потащишь к суду — он осклабится только и мигом

Птицей прикинется, вепрем, и камнем, и деревом даже.

Если безумный действует худо, разумный же лучше,

То ведь Переллий безумней тебя, если принял твой вексель,

Зная вперед, что ты ни за что по нему не заплатишь.

Ну, подберите же тоги, чтоб слушать меня со вниманьем!

Кто с честолюбья из вас, а кто с сребролюбия бледен,

Кто невоздержан, а кто своим суеверьем замучен

80 Или другою горячкой души, — все ко мне подходите,

Все по порядку, и я докажу вам, что все вы безумцы!

Самый сильный прием чемерицы следует скрягам;

Впрочем, не знаю, поможет ли им и вся Антикира!

Ведь завещал же Стаберий-скупец, чтоб на камне надгробном

Вырезал сумму наследства наследник его, а иначе

Должен народу дать пир, как устроить придумает Аррий:

Сто пар бойцов да пшеницы — годичную Африки жатву.

«А справедливо ли это иль нет, мне наследник не дядька!

Так я хочу!» Вероятно, что так рассуждал завещатель.

90 Ради чего же велел надписать он на камне наследство?

Ради того, что он бедность считал величайшим пороком,

Что ужасался ее, и если бы умер беднее

Хоть на единый квадрант, то считал бы себя, без сомненья,

Он человеком дурным. У людей подобного рода

Слава, честь, добродетель и все, что есть лучшего в мире —

Ниже богатства. Один лишь богатый мужествен, славен

И справедлив.

Дамасипп

Неужели и мудр?

Стертиний

И мудр, без сомненья!

Он же и царь, и все, что угодно! Он думал, что деньги

И добродетель заменят ему, и прославят в потомстве.

100 Как с ним несходен был грек Аристипп, рабам приказавший

Золото бросить в ливийских песках потому лишь, что тяжесть

Их замедляла в пути. А который из них был безумней?

Спорным примером спорный вопрос разрешить невозможно.

Если кто лиры скупает, а в музыке вовсе не сведущ,

Ежели кто собирает колодки башмачные, шила,

Сам же совсем не башмачник, кто парус и прочие снасти

Любит в запасе хранить, отвращенье имея к торговле,

Тот — безумный, по мнению всех. А разумнее ль этот

Скряга, что золото прячет свое и боится, припрятав,

110 Тронуть его, как будто оно какая святыня?

Если кто, с длинным в руках батогом, перед кучею жита

В рост протянувшись, лежит господином, его караулит,

Глаз не смыкает, а сам не смеет и зернышко тронуть,

И утоляет свой голод одною лишь горькой травою;

Если до тысячи бочек, до трехсот тысяч фалерна

Самого старого или хиосского в погребе скряги,

Сам же кислятину пьет и, восемь десятков проживши,

Спит на набитом соломой мешке, имея в запасе

Полный сундук тюфяков тараканам и моли в добычу,

120 То потому лишь не все называют его сумасшедшим,

Что и другие, не меньше, чем он, сумасшествием страждут.

О старик, ненавистный богам! К чему бережешь ты?

Разве затем, чтоб твой сын иль отпущенник прожил наследство?