Публий Овидий Назон - Наука любви

Видит: старец нетрезвый, Силен, на усталом осленке

Еле сидит и рукой пряди отводит со лба;

545Он за вакханками, те — от него убегают и дразнят,

И неумелый седок, не совладавши с ослом,

Вдруг соскользнув с длинноухого, падает вниз головою, —

Хором сатиры кричат: «Встань, подымайся, отец!»

И наконец, золотою уздой уздающий тигров,

550Сам в виноградном венце светлый является бог.

Ни кровинки, ни Тесея, ни голоса в деве —

Трижды рвется бежать, трижды от страха застыв.

Вся дрожит, как под ветром дрожит сухая былинка,

Как над болотной водой влажный трепещет тростник.

555Бог гласит: «Это я, вернейший друг и заботник!

Дева, страх позабудь: Вакху ты будешь женой!

Небо — брачный мой дар: звездой просияешь на небе,

Путь в ночи кораблям Критский укажет Венец».

Молвив, шагнул с колесницы, чтоб не были страшны пугливой

560Тигры, и божью стопу напечатлел на песке,

И, обессиленную прижав ее к мощному лону,

Взнес ее ввысь на руках всепобеждающий Вакх.

Те Гименея поют, эти Эвия, Эвия славят [41] Эвий — одно из имен Вакха; отсюда «эвоэ!» — экстатический крик вакханок. —

И на священном одре дева и бог сопряглись.

565Вот потому-то, когда на столе — возлияния Вакху,

А за столом возлежит женщина рядом с тобой,

Богу ночному молись, молись Никтелийским святыням [42] Никтелийские святыни — от имени Вакха Никтелия («ночного бога»). ,

Чтобы твоя голова не помутилась вином.

Тут-то тебе и дано о многом сказать незаметно,

570Чтобы она поняла: сказано это о ней;

Тут-то вином и чертить на столе говорящие знаки,

Чтобы твоей госпоже знать, чья она госпожа;

Взглядами взглядов искать, изъясняясь их пламенным блеском —

Часто немые глаза красноречивее уст.

575Тронет ли чашу губами она, перейми эту чашу

И за красавицей вслед с той же пригубь стороны;

Если к какому куску она потянется пальцем,

Ты, потянувшись за ней, руку рукою задень.

Кроме того, не забудь и понравиться мужу подруги —

580Станет полезнее он, сделавшись другом твоим:

Если по жребию пьешь — уступи ему первую долю

И со своей головы дай ему первый венок,

Пусть ему первым нальют, будь он выше тебя или ниже,

Что бы он ни сказал — с легкой готовностью вторь.

585Самый испытанный путь — обманывать мнимою дружбой

(Все же опасность таит даже испытанный путь):

Именно так и делец, превышая свое полномочье,

Больше берет на себя, чем доверялось ему.

Мера есть и питью — указать ее вовсе не трудно:

590Пусть голова и нога будут послушны тебе!

Больше всего берегись за вином затевать перебранку,

Бойся волю давать рвущимся к бою рукам:

Евритион нашел себе смерть в неразумной попойке [43] Евритион — кентавр, попытавшийся в опьянении похитить невесту на празднике свадьбы Пирифоя и Гипподамии, царицы лапифов; с этого началась битва лапифов с кентаврами. , —

Нет, за столом и вином легкая резвость милей.

595Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы, —

Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить.

Истое пьянство вредит, но мнимое даже полезно:

Пусть заплетется язык, пусть залепечется речь, —

Что б ты теперь ни сказал и ни сделал не в меру ретиво —

600Все для тебя не в упрек: скажут, виновно вино.

«Благо любимой моей и благо любимому ею!» —

Так говори, а в уме: «Чтоб ему сдохнуть!» — добавь.

Но покидают застольники стол, расходясь многолюдно;

Тут-то сама суета подступ к красавице даст.

605Вдвинься в толпу, проберись к красавице, словно случайно,

Пальцами стана коснись, ногу ногою задень.

Вот когда время начать разговор! И Венера и Случай —

Оба помогут тебе; Стыд неотесанный, прочь!

Здесь твоему красноречью не надобны наши советы,

610Только сумей захотеть — сразу же станешь речист.

С ролью влюбленного сладь, словами яви свои раны,

Хитрость любую найди — пусть лишь поверит она.

Это нетрудно: ведь каждая мнит, что любви она стоит;

Даже и та, что дурна, верит в свою красоту.

615Часто бывало: притворно любя, притворщик влюблялся,

Взявшись казаться таким, впрямь становился таков.

Так не таите же, девушки, зла на мужское притворство —

Из повсечасной игры часто рождается страсть.

Ты же, о юноша, вкрадчивой речью подтачивай сердце,

620Как неустанно река точит нависший обрыв.

Не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки,

Пальцев тонких изгиб, ножки-малютки следок.

Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада:

Каждая собственный вид ценит превыше всего.

625Разве Юноне и разве Палладе не стыдно доселе,

Что на Фригийской горе не предпочел их Парис?

Слыша себе похвалу, и павлин свои перья распустит,

А утаишь похвалу — он утаит красоту.

Даже разубранный конь на скачках несется быстрее,

630Слыша, как плещет толпа, шею и гриву хваля.

Будь в обещаньях нескуп — обещанья пленяют красавиц.

Всеми богами божись, лишь бы доверья достичь!

Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных

И развевает их вмиг взмахом Эоловых крыл.

635Даже стигийской водой сам Юпитер божился Юноне, —

Ложным клятвам не чужд, ложным он клятвам не мстит.

Выгодны боги для нас — коли выгодны, будем в них верить,

Станем на древний алтарь и возливать и кадить.

Боги не праздны, они не стынут в дремотном покое, —

640Боги над теми блюдут, кто добронравно живет.

Долг не жалейте платить, договор страшитесь нарушить,

Душу храните от лжи и от убийства ладонь, —

Лишь за одно наказания нет: обманывать женщин.

Здесь и только здесь верность стыдней, чем обман.

645Будем неверны неверным! Пускай нечестивое племя,

С хитростью выйдя на нас, в свой же силок попадет.

Есть рассказ: девять лет лежал плодоносный Египет

Сух, и не падал с небес дождь, орошая посев.

Фрасий пришел к Бусириду [44] Бусирид, расправившийся с кипрским прорицателем Фрасием, и акрагантский тиран Фаларид (VI в. до н. э.), которому Перилл изготовил медного быка, чтобы сжигать в нем врагов, и сам стал первой его жертвою. и молвил: «Смягчится Юпитер,

650Если пришелец прольет кровь на его алтаре».

Тотчас в ответ Бусирид: «Ты сам и падешь, чужеземец,

Первою жертвой богам ради желанной воды».

Сжег Фаларид в жестоком быке Периллово тело,

И злополучный творец пищей творению стал.

655Прав Бусирид, и прав Фаларид! Закон всех законов:

Кто злоумыслил смерть — сам этой смертью умрет.

Пусть же теперь поделом вероломных казнит вероломство;