Родольф Кассер - Евангелие от Иуды

[…] Высшие их священнослужители зашептали, ибо [он] [146] Иисус. Также возможна реконструкция «они», т. е. Иисус с учениками. прошел в комнату для гостей [147] Коптское, от греч. kataluma. То же слово использовано у Марка (14:14) и Луки (22:11) по поводу комнаты для гостей, где происходила Тайная вечеря. на молитву [148] Это можно перевести и прямой речью: «Высшие их священнослужители зашептали: «Он (или они) прошли в комнату для гостей на молитву». . Но некоторые писцы внимательно смотрели, чтобы схватить его во время молитвы, ибо они боялись людей, поскольку все они считали его пророком [149] См.: Матфей (26:1–5), Марк (14:1–2), Лука (22:1–2), Иоанн (11:45–53). .

Они подошли к Иуде и сказали ему: «Что ты делаешь здесь? Ведь ты ученик Христов».

Иуда отвечал им по их желанию. И он получил деньги и выдал им его [150] См.: Матфей (26:14–16), Марк (14:10–11, 41–50); Лука (22:3–6, 45–53); Иоанн (18:1—11). Заключение Евангелия от Иуды составлено с деликатной недосказанностью, в нем нет рассказа о распятии Христа. .

Евангелие Иуды [151] Подпись звучит не как «Евангелие, согласно [pkata или kala] Иуде» (как в большинстве евангельских текстов), а как «Евангелие [ с п] Иуды». Возможно, имеется в виду, что это Евангелие (благая весть) об Иуде и его традиционном значении. То, что совершил Иуда, заключает текст, и это не плохая, но благая весть и для Иуды, и для всех, кто стал последователем Иуды, а через него и Христа. .

Перевод с английского Александра Георгиева

Я не мог удержаться от крика, когда вечером 24 июля 2001 г. впервые увидел «объект», который предложили моему вниманию весьма смущенные посетители. Это был не известный науке документ, содержащий исключительно мощный текст и написанный на непрочном, ветхом на вид материале, который, казалось, вот-вот рассыплется в прах. Папирусу с текстом на коптском языке, возрастом более 16 веков, досталось немало испытаний, большей части которых можно было бы избежать. Он жестоко пострадал от алчности и амбиций. Вот почему я закричал: невыносимо было видеть столь ценный предмет, с которым так плохо обращались. Смятый и изорванный, он крошился при малейшем прикосновении. Древняя рукопись, которая позднее получит название «Кодекс Чакос», в тот вечер лежала передо мной жалким комом, упакованная в картонную коробку.

Как возможен подобный вандализм на заре XXI в.? Как могло такое случиться в доме торговца произведениями искусства, известного своим бережным отношением к реликвиям и аккуратной работой? Хуже того, в еще более достойной и чтимой среде, в мире науки?

День 24 июля 2001 г. разделил историю Кодекса Чакос на периоды «до» и «после». О периоде «после» мне известно все. Но о том, что происходило со страницами Кодекса «до», лично я ничего не знаю. Но рукопись несет на себе заметные следы того времени.

Фонд «Maecenas Foundation for Ancient Art», нынешний владелец рукописи, на котором лежит ответственность за ее сохранность и за публикацию содержания, приложил значительные усилия к тому, чтобы реконструировать события периода «до». Он обратился к Хербу Кросни с просьбой расследовать все обстоятельства и составить независимое заключение. Плоды его стараний описаны в книге «Утерянное Евангелие» (М., Астрель, 2006), и у меня была возможность воспользоваться кое-чем из того, что он обнаружил.

В своем нынешнем плачевном состоянии Кодекс Чакос представляет собой фрагменты 33 листов, или 66 страниц. Их нумерация сохранилась (вследствие повреждений номера страниц 5, 31–32 и 49–66 оказались утрачены). Эту рукопись иногда называют «Кодексом Иуды» — по наименованию одного из текстов, но на деле она состоит из четырех различных повествований:

Стр. 1–9: Послание Петра к Филиппу (приблизительно совпадает со вторым текстом повествования Кодекса VIII из библиотеки Наг-Хамма-ди, известного под тем же названием);

Стр. 10–32: «Иаков» (приблизительно совпадает с третьим текстом Кодекса V из библиотеки Наг-Хаммади, который носит название «Откровение Иакова» или «Первое Откровение Иакова»);

Стр. 33–38: Евангелие от Иуды (текст, до сих пор совершенно не известный, хотя его название упоминал Ириней Лионский в своем труде «Против ересей»);

Стр. 59–66: текст, поврежденный в такой степени, что и название его утрачено, но ученые называют его «Книгой Аллогена» по имени главного персонажа (повествование никак не связано с третьей частью Кодекса XI Наг-Хаммади, которая называется «Аллоген», или «Аллоген Странник»).

Херб Кросни сообщает, что рукопись была обнаружена в тайнике в Среднем Египте, вероятно, около 1978 г. Лингвистический анализ подтверждает, что рукопись была создана именно в этих местах: все ее языковые особенности относятся к бытовавшему на юге Среднего Египта диалекту коптского языка. Во время строительных работ вблизи Джебел Карара (правого берега) Нила, у поселения Амбар возле Магаги, в 60 км к северу от Аль-Миньи экскаватор нарушил могильник.

Первооткрыватели обратились к торговцам древностями, которые затем сыграли в этом деле важную роль. Одним из них был египтянин по имени Ханна; он жил в Гелиополе, северо-восточном пригороде Каира. Ханна не владел никакими языками, кроме арабского, и получил рукопись от коллеги из Среднего Египта. Ам Самия (псевдоним), друг первооткрывателей рукописи, продал ее Ханне, на которого папирус произвел сильное впечатление.

Ханна собрал в своем доме в Каире целую коллекцию ценных предметов, чтобы продемонстрировать их покупателю. Вероятно, они договорились, но еще до того, как тот возвратился, чтобы расплатиться за свои приобретения, Ханна обнаружил, что его квартира взломана и ограблена. Среди главных потерь были рукопись, золотая статуэтка Исиды и золотое ожерелье. В последующие годы украденные у Ханны предметы стали неожиданно появляться в Европе. Ханна отправился в Женеву и обратился к греческому коммерсанту, который регулярно приобретал у него вещи, с просьбой содействия в возвращении похищенных ценностей. В 1982 г. Ханна с его помощью, сумел возвратить себе рукопись.

Еще до ограбления Ханна консультировался с рядом экспертов, вероятно, европейских египтологов, чтобы определить реальную ценность рукописи, и их заключение побудило его назначить чрезвычайно высокую цену. Нам неизвестно в точности, кто именно произвел эту поспешную и вызывающую сомнения оценку.

Немедленно после возвращения реликвии Ханна начал предпринимать попытки продать ее. Он искал организацию, располагающую достаточными средствами, чтобы выплатить назначенную им цену. Безусловно, это было отчаянное предприятие, но Ханна погрузился в него с головой. В итоге ему удалось выйти на Людвига Коэна, сотрудника отделения классической филологии Мичиганского университета.