Исократ - Собрание речей

Во — вторых, если мы согласимся обращаться с союзниками как с друзьями, и не будем на словах предоставлять им автономию, а на деле позволять стратегам поступать с союзными городами как им заблагорассудится [81] Исократ, по — видимому, намекает на действия афинского стратега Харета, который отличался грубым к бесцеремонным обращением с союзниками. ; если мы будем руководить не как деспоты, а как союзники, поняв, что мы сильнее каждого из греческих городов в отдельности, но слабее всех их вместе. В — третьих, если вы превыше всего — разумеется, после благочестия к богам — будете ставить свою добрую славу среди эллинов. Тем, кто так к ним относится, они добровольно вручают и владычество, и гегемонию.

Если бы вы последовали моим советам, а кроме того, свою воинственность проявляли в учениях и приготовлениях, а миролюбие — в том, чтобы ничего не делать вопреки справедливости, вы добились бы процветания не только нашего города, но и всех эллинов. Ибо ни один другой город не осмелится притеснять их. Напротив, когда они увидят, что наше могущество стоит на страже и наготове для помощи притесняемым, они будут бояться и соблюдать полное спокойствие. Впрочем, как бы эти другие города ни поступали, наше положение будет хорошим и выгодным. Так, если другие сильные государства решат воздерживаться от несправедливых действий, заслугу за эти блага припишут нам. Если же они попытаются совершать несправедливости, все, кто боятся и терпят от них зло, прибегнут к нашей помощи с бесчисленными мольбами и просьбами, вручая нам не только гегемонию, но и самих себя. Так что у нас не только не будет недостатка в людях, с помощью которых можно будет пресечь обидчиков, но мы приобретем множество союзников, готовых ревностно сражаться вместе с нами. Какой только город или какой человек не захотят быть с нами в дружбе и союзе, когда увидят, что мы в одно и то же время и справедливее всех, и обладаем величайшим могуществом; что мы хотим и можем спасать других, а сами ни в какой помощи не нуждаемся? Каких только успехов не добьется наш город при таком благоволении к нам других эллинов? Сколько богатств притечет к нам, когда мы станем спасителями Эллады? Кто не будет восхвалять нас — виновников стольких великих благ? Однако же из — за преклонного возраста я не в состоянии охватить в своей речи все то, что представляется моему разумению; скажу только одно: в обстановке несправедливостей и безумств, совершаемых другими, великое дело — первыми проявить благоразумие, выступить в защиту свободы эллинов, получить наименование не губителей, а спасителей их, прославиться своей добродетелью и приобрести такую же добрую славу, какая была у наших предков.

Мне остается сказать о самом главном, к чему направлено все сказанное до сих пор. Исходя из этого надо оценивать действия нашего государства. Если мы хотим покончить с нашей нынешней дурной славой, мы должны прекратить бесцельные войны, на вечные времена получить для нашего города гегемонию, стать враждебными к любой тиранической власти и олигархии, памятуя, какие бедствия связаны с ними, и избрать в качестве образца для подражания лакедемонских царей. У них, правда, меньше возможностей совершить несправедливость, чем у простых граждан [82] Подразумевается, по — видимому, подконтрольность спартанских царей эфорам. , но жизнь их намного счастливее, чем у обладателей тиранической власти; ведь люди, убившие тиранов, получают от своих сограждан величайшую награду [83] Так, например, в Афинах потомки «тираноубийц» Гармодия и Аристогитона пользовались особыми почестями. , а в Спарте те, которые не решаются умереть в сражении за своих царей, подвергаются большему бесчестью, чем покинувшие место в строю и бросившие щит [84] Бросить щит на поле боя считалось величайшим позором для греческого воина. В Афинах виновному грозила потеря политических прав. . Подобная гегемония заслуживает того, чтобы к ней стремиться. От наших собственных действий зависит, удостоимся ли мы у эллинов тех же почестей, какие спартанские цари получают от своих граждан; это произойдет, если эллины убедятся, что наше могущество является источником не порабощения, а спасения их.

Можно еще много и хорошо говорить на эту тему, но два обстоятельства побуждают меня прекратить свое выступление: длина моей речи и мои годы. Я прошу и призываю тех, кто моложе меня и имеет больше сил, произносить и писать такие речи, чтобы склонить с их помощью наиболее сильные греческие государства, привыкшие причинять зло остальным, обратиться к добродетели и справедливости. А в обстановке процветания Эллады лучше условия и для ученых занятий.

Меня всегда удивляло, что на праздниках и состязаниях атлетов победителю в борьбе или в беге присуждают большие награды, а тем, кто трудится на общее благо, стремясь быть полезным не только себе, ни наград, ни почестей не воздают, хотя они более достойны уважения, ибо атлеты, даже если они станут вдвое сильнее, пользы не принесут никому, а мыслящий человек полезен всем, кто желает приобщиться к плодам его мысли. Но, решив с этим не считаться и полагая достаточной наградой славу, которую мне принесет эта речь, я пришел сюда, чтобы призвать Элладу к единству и к воине против варваров. Хотя многие, притязающие на звание ораторов, уже выступали на эту тему, я твердо намерен их превзойти, ибо лучшими речами считаю такие, которые посвящены самым важным предметам, которые и оратору дают себя показать, и слушателям приносят наибольшую пользу, а моя речь, надеюсь, именно такова. Да и время еще не настолько упущено, чтобы призывать к действиям было уже поздно. Только тогда должен молчать оратор, когда дело сделано и обсуждать его нет смысла или когда вопрос исчерпан и к нему нечего больше добавить. Но если дело не сдвинулось с места, так как прежние выступления оказались неудачны, неужели не стоит потрудиться над речью, которая в случае своего успеха покончит с междоусобной войной и избавит нас от великих бедствий? Если бы имелся только один способ высказаться по существу предмета, было бы излишне докучать слушателям, повторяя сказанное другим; но так как в речи можно по — разному истолковать одно и то же — великое сделать ничтожным, малое великим, по — новому взглянуть на события прошлого, а недавние пересмотреть в свете прежних, — значит, нужно не избегать предмета, о котором уже говорилось, а постараться его выразить еще лучше. Дела минувшие знакомы нам всем, по только разумному человеку дано вовремя извлечь из них урок, правильно понять и ясно выразить их подлинный смысл. Высокого совершенства достигнут искусства, и красноречие в их числе, если будет пениться не новизна, а мастерство и блеск исполнения, не своеобразие в выборе темы, а умение отличиться в ее разработке.