Исократ - Собрание речей

Точно так же мы сможем ответить, если они будут говорить о взимании фороса. Мы легко докажем, что афиняне принесли городам, которые вносили форос, гораздо больше пользы, чем лакедемоняне. Прежде всего, форос был введен не по нашему приказу. Союзники сделали это по собственному решению, когда передали нам господство на море; далее, они платили взносы не ради нашего спасения, но ради сохранения демократии и собственной свободы, а также для того, чтобы не установился олигархический строй и им не пришлось бы испытать такие ужасные бедствия, как во времена правления десяти и при господстве лакедемонян [174] В 404 г. до н. э. Лисандр, посланный для организации управления греческих городов, установил повсюду власть олигархических комиссий из десяти человек, осуществлявших управление под наблюдением спартанского гармоста. Правление декархий отличалось исключительной жестокостью. ; кроме того, они платили взносы не из тех средств, которые сами накопили, но из тех доходов, которые получили благодаря нам. Если бы у союзников была хоть капля здравого смысла, они по справедливости должны были бы нас благодарить за эти доходы. Ведь из тех городов, которые перешли к нам, одни были полностью разрушены варварами, другие разорены. Благодаря нам они усилились до такой степени, что, отдавая нам малую часть своих доходов, они были не менее богаты, чем пелопоннесцы, которые не платили податей.

Что касается городов, которые разрушали и мы, и спартанцы, — за это кое-кто упрекает только нас одних, — то я могу доказать, что спартанцы, которых постоянно восхваляют, повинны в этом гораздо сильнее. Ведь так случилось, что мы причинили зло крайне незначительным и небольшим по величине островкам, о существовании которых многие эллины даже не знают. Спартанцы же разрушили величайшие из городов Пеллопоннеса, выдающиеся во всех отношениях, и сами владеют их богатством. А ведь эти города, даже если у них не было никаких заслуг, достойны величайших даров от эллинов за участие в походе на Трою. В этом походе они показали себя в числе первых, а их военачальники проявили не только те достоинства, которые есть и у многих ничтожных людей, но и такие достоинства, которых подлые люди иметь не могут. Мессена выставила Нестора — самого мудрого из всех людей того времени, Лакедемон — Менелая, который один по своему благоразумию и справедливости удостоился чести стать свойственником Зевса. Город аргосцев послал Агамемнона, который обладал не одним или двумя только достоинствами, но всеми, сколько их можно назвать; и этими добродетелями он был наделен не умеренно, а в избытке. В самом деле, трудно найти среди всех людей человека, руководившего делами, связанными теснее с личными интересами [175] Речь идет о похищении Елены, жены Менелая, брата Агамемнона, послужившем причиной Троянского похода. и вместе с тем более великими, более полезными для всех эллинов и более достойными похвал. Если все эти дела только перечислить, то некоторые вполне естественно могли бы в них усомниться. Если же о каждом сказать хоть немного, то все согласятся, что я говорю правду.

Однако я в затруднении и не могу представить себе, какие слова в конце концов мне употребить для того, чтобы показать, что я принял правильное решение. Ведь будет очень стыдно, если я, так расписав доблести Агамемнона, не упомяну ни об одном из тех подвигов, которые были им совершены. Мои слушатели сочтут, что я похож на тех, кто вечно похваляется и говорит все, что вздумается. Но я также знаю, что упоминания о делах, выходящих за пределы темы, не одобряют, так как считается, что это вносит путаницу; многие этим злоупотребляют, но еще больше людей, порицающих ораторов, выходящих за рамки темы. Поэтому я боюсь, чтобы и мне не вызвать неодобрения. И все же я предпочитаю помочь тому, кто, так же, как и я, многое испытал и не достиг славы, которую ему следовало получить. И хотя этот человек в свое время был источником величайших благодеяний, его восхваляли меньше, чем тех, кто не совершил ничего достойного упоминания.

В самом деле, чего недоставало этому человеку, слава которого была так велика, что если бы все совместно стали искать большую, то никогда бы не смогли найти? Только он один удостоился чести стать предводителем всей Эллады. Был ли он избран всеми или сам завладел властью, я не могу сказать. Как бы это ни произошло, он не оставил возможности превзойти себя в славе даже тем, кто отличился в каких-нибудь других делах. Хотя Агамемнон и обладал такой большой властью, не было случая, чтоб он причинил зло какому-либо из эллинских городов. Он был настолько далек от того, чтобы поступить с кем-нибудь несправедливо, что застав эллинов в состоянии раздоров и многочисленных войн, избавил их от всего этого; приведя в порядок прежде всего наиболее важные дела, он не оставил без внимания ни одного дела, полезного для других, но, объединив войско, повел его против варваров. Среди прославившихся и в его время и в более поздних поколениях никто не возглавлял более славного и более полезного для эллинов военного похода. Но хотя Агамемнон и свершил такие великие подвиги и подал другим столь прекрасный пример, он не прославился так, как ему это подобало, по вине людей, которые ловкий обман ценят выше, чем подлинные благодеяния, а ложь — больше, чем истину. В самом деле — такой великий человек имеет славу меньшую, чем те, кто даже не осмелился ему подражать.

Однако Агамемнону можно воздать хвалу не только за эти деяния, но и за другие подвиги, совершенные им в то же время. Ведь он достиг такого величия, что уже не довольствовался возможностью набирать воинов в любом количестве из числа простых людей каждого города. Он убедил и царей, которые в своих владениях распоряжаются, как хотят, и повелевают другими, поступить к нему под начало, следовать за ним, на кого бы он их ни повел, выполнять его приказания и, отказавшись от образа жизни, свойственного царям, вести жизнь военную. Он убедил их также переносить опасности и воевать не ради своего отечества и царской власти, но — на словах — ради Елены, жены Менелая, на деле же — ради того, чтобы Элладе больше не приходилось терпеть от варваров ни подобных оскорблений [176] Намек на похищение Елены. , ни тех страданий, которые обрушились на нее прежде, при захвате Пелопом всего Пелопоннеса, Данаем — города аргосцев, Кадмом — города фиванцев [177] По основному варианту мифа Пелоп — сын Тантала, захвативший власть в Пелопоннесе, был фригийцем, Данай — сын египетского царя Бела, Кадм — сын финикийского царя Агеиора. . Кто иной, кроме человека с его природными данными и могуществом, смог бы заранее так ясно все обдумать и воспрепятствовать повторению подобных событий? Те деяния Агамемнона, о которых я сейчас расскажу, правда, менее значительны, чем его подвиги, о которых было сказано прежде, но зато они важнее и больше заслуживают упоминания, чем те, которые часто прославлялись. Дело в том, что войско, собранное из всех греческих городов, было столь многочисленным, как только это возможно. В этом войске было немало воинов, ведущих свое происхождение от богов, а также рожденных самими богами. Они были настроены иначе, чем большинство, и замышляли не то, что остальные, но были полны гнева и злобы, зависти и честолюбия. И все же Агамемнон десять лет держал войско в повиновении — и не высоким жалованьем или щедрыми денежными тратами — именно так все теперь господствуют. Агамемнон сохранял власть тем, что выделялся умом и уменьем содержать воинов за счет врага; но самой главной причиной было общее мнение, что он всегда найдет для спасения других лучшее решение, чем они сами для собственного спасения. Не меньшее восхищение, однако, должно вызывать и завершение всех этих подвигов. Ведь то, что он совершил, вполне очевидно, ничуть не хуже и не менее достойно, чем те его деяния, о которых было рассказано прежде. Хотя он только на словах вел войну с одним городом, а на деле со всеми, кто населяет Азию, и хотя ему угрожали и другие многочисленные племена варваров, он не пал духом и не прекратил войну до тех пор, пока не поработил город человека, осмелившегося нанести оскорбление Элладе, и не положил предел наглости варваров.