Лукиан - Избранное

13. Вдоволь налюбовавшись растениями, мы прошли внутрь храма. Сама богиня — прекрасная статуя из паросского мрамора — воздвигнута посредине; она стоит гордая, с легкой усмешкой. Вся ее красота ничем не скрыта, не окутана никакой одеждой; богиня обнажена, и только чресла слегка прикрывает она одной рукою. И так сильно искусство ее творца, что камень, неподвижный и твердый по природе, как нельзя лучше подошел для того, чтобы изваять из него каждую часть тела. Тут Харикл, словно потеряв рассудок, воскликнул: Счастливейший из богов — Арес, связанный ради нее!» 428Потом он подбежал к богине, вытянул сколько мог и поцеловал ее, прильнув губами к мрамору, А Калликратид стоял молча и дивился про себя. Храм этот имеет двери с двух сторон, и желающие могут как следует рассмотреть богиню со спины, чтобы ничто в ней не осталось скрыто для восхищенного созерцания. Поэтому без труда можно войти через другую дверь и любоваться красотой Афродиты сзади.

14. Решив осмотреть богиню целиком, мы обогнули святилище и подошли к нему сзади. И когда женщина, которой вверено хранение ключей, растворила перед нами дверь, мы замерли, пораженные зрелищем дивной красоты. Афинянин, еще совсем недавно смотревший спокойно, лишь только увидел те части, которые напомнили ему мальчиков, вдруг закричал, обезумев больше Харикла: «О Геракл! Какая соразмерная спина! Какие полные бока — как раз по ладоням, обнимающим их! Какой красивой линией изгибаются мышцы ягодиц! Они и не прилегают слишком плотно к костям из-за худобы, и не расплываются в чрезмерной полноте и тучности. А как сладостны улыбки ямочек, запечатлевшихся по обеим сторонам бедер, — и сказать нельзя! Как совершенны пропорции бедра и голени, прямая линия которой тянется до самой стопы! Таков, без сомнения, Ганимед, наливающий в небе Зевсу сладкий нектар. А от Гебы, если бы она стала мне прислуживать, я не принял бы напитка». Пока Калликратид выкрикивал все это как одержимый, Харикл почти застыл от необычайного восхищения, а глаза его от страсти подернулись томной влагой.

15. Когда же мы насытились зрелищем и перестали удивляться, то увидели на одном бедре пятно, выделявшееся как грязь на одежде; белизна мрамора вокруг особенно подчеркивала его безобразие. Стараясь повернее угадать истину, я подумал, что пятно, которое мы видим, появилось на камне от природы: ведь и камни не избавлены от изъянов, и часто судьба мешает им достигнуть совершенной красоты. Итак, я считал, что мрамор загрязнило природное черное пятно, и удивлялся, как Пракситель скрыл этот портящий красоту камня изъян среди таких частей тела, которые меньше всего могли его выдать. Но стоявшая неподалеку от нас прислужница храма рассказала нам невероятную и неслыханную историю. Один юноша довольно знатного рода (имя его не было названо), часто посещая святилище, в недобрый час влюбился в богиню. Дни напролет проводил он в храме, и сперва всем казалось, что это лишь благочестивое поклонение. Утром, едва из постели, намного опередив рассвет, он приходил в храм и только после заката неохотно шел домой; целый день сидел он против богини, все время устремив на нее свой взгляд. При этом он шептал неясные слова и украдкой произносил любовные жалобы.

16. Когда он хотел, чтобы страсть хоть немного оставила его, то, воззвав к богине, он отсчитывал у стола четыре бабки ливийской газели и испытывал свою надежду игрою. Если кости ложились как он хотел и особенно если удавался ему бросок, носящий имя богини, когда ни одна бабка не падает одинаково, он преклонял колени, думая, что достиг исполнения своих желаний. Если же он, как часто бывает, неудачно разбрасывал кости по столу и они располагались так, что предвещали недоброе, — он проклинал весь Книд и падал духом, как от непоправимой беды; спустя недолгое время он вновь хватал бабки и старался новым броском исправить прежний промах. А когда страсть его разгоралась еще сильнее, он покрывал надписями всю стену, и нежная кора каждого молодого дерева славила прекрасную Афродиту. Наравне с Зевсом он чтил Праксителя, и всякая прекрасная драгоценность, хранившаяся у него в доме, становилась приношением богине. Наконец от чрезмерного напряжения своих вожделений он впал в отчаяние: тогда и нашлась дерзкая мысль, которая, как сводня, помогла ему удовлетворить желание. Когда солнце клонилось к закату, он незаметно для присутствующих прокрался и, затаив дыхание, встал неподвижно за дверью, в самой глубине; и после того как прислужники, по обыкновению закрыли дверь снаружи, наш юный Анхис остался заперт внутри. Как рассказать в подробностях о той несказанной ночи? Ни я, ни кто другой не сможет этого сделать. На следующий день были замечены следы этих любовных объятий, и на теле богини появилось пятно — улика того, что она испытала. А сам юноша, как повествует народная молва, исчез совсем: говорят, он бросился на скалы или в морскую пучину.

17. Когда прислужница рассказывала все это, Харикл, прервав ее речь, воскликнул: «Так, значит, женщину любят, даже если она из камня! А что было бы, если б кто-нибудь увидел подобную красоту живой? Разве счел бы он, что одна только ночь с нею дороже скипетра Зевса?» А Калликратид возразил, улыбнувшись: «Ведь неизвестно, Харикл, не услышим ли мы множество подобных рассказов, когда будем в Феспиях. Да и теперь на теле той самой Афродиты, которую ты так ревностно чтишь, имеется ясное доказательство моей правоты». — «Как так?» — спросил Харикл, и Калликратид отвечал ему, по-моему, весьма убедительно. Он сказал, что влюбленный юноша, получивши на целую ночь свободу, имел полную возможность насытить свое вожделение; и при этом он совокупился с изваянием, как с мальчиком; он желал, видимо, чтобы и спереди женское не было женским. Так наговорили они друг другу много бессвязных слов, пока я не прервал их невнятный и шумный спор, сказавши: «Друзья мои, ведите исследование по порядку, как полагается по законам хорошего воспитания. Оставьте эти беспорядочные и ни к чему не ведущие препирательства, и пусть каждый из вас по очереди произнесет пространную речь в защиту своего мнения. Уходить на корабль нам еще не время, а досуг следует употребить и на веселье, и на такое занятие, которое может не только доставить удовольствие, но и принести пользу. Выйдем из храма (ведь сюда для исполнения обрядов явилась большая толпа), свернем в одну из этих кущ, чтобы можно было спокойно выслушать и высказать все, что захотим. Но помните: тот, кто будет сегодня побежден, никогда не станет докучать нам разговорами о том же самом предмете».

18. Все решили, что я прав, и согласились со мной. Мы вышли; я был весел, потому что никакая забота не угнетала меня, а они шли в большой задумчивости, так и сяк обдумывая свои доводы, как будто им предстояло состязаться за право идти впереди процессии в Платеях. 429Когда же пришли мы в убежище, заросшее деревьями и тенистое в это жаркое время года, я сказал: «Вот приятное место! Здесь над головою звонко вторят нам цикады…» С этими словами я сел посредине, совсем как судья, и в насупленных бровях у меня была вся гелиея. Потом предложил я им обоим тянуть жребий, кому говорить первым; он выпал Хариклу, и я повелел ему тотчас начать речь.