Сыма Цянь - Исторические записки. Т. IV. Трактаты

Можно согласиться с мнением Лу Вэнь-чао (1717-1796), приведенным у цинского Цянь Тана (см. его Ши цзи сань-шу ши и [«Разрешение сомнений в трех трактатах «Исторических записок»»], гл. 2), который считает, что все годы под девизами правлений добавлены позднее (и, пожалуй, без соотнесения с принятой системой календаря и циклом лет), но названия годов и расчеты, с ними связанные, он рассматривает как оригинальный текст самого тайшигуна . Поэтому следовало бы исключить из текста лишь девизы правлений как явный анахронизм (таково же мнение Юн Цзя-си [54, с. 87-89]).

Гл. 23 «Исторических записок» — Ли шу — посвящена институту ли и его роли в жизни общества. Понятие ли — одной из основ конфуцианской идеологии — достаточно сложно и поэтому передается в русских переводах целым рядом близких, но все же несколько различающихся в нюансах понятий: «обряды и ритуал», «правила поведения» и даже «законы». Ф. С. Быков определяет принципы ли как «сложный комплекс незафиксированных традиционных норм поведения и взаимоотношений благородных и «подлых»» [4, с. 68-69]. Б. Б. Вахтин, как нам кажется, формулирует ли более объемно: « Ли — это нормы поведения личности в едином государственном организме, это обязанности каждого члена общества, определяемые местом этого члена в жизни государства и семьи. Таким образом, благодаря ли закрепляется неодинаковость людей, различия между людьми (прежде всего социальные)» [18, с. V]. Значительно расширил понятие ли Н. И. Конрад. «Правила, — писал он, — предписания, регулирующие поведение людей, их общественные обязанности. В то же время это и законы государственного управления... Короче говоря, это нормы обычного права и государственного закона» (из статьи «Древнекитайская литература» [9, с. 415]). Акад. В. М. Алексеев, переводя термин ли , вовлекал достаточно широкий круг русских понятий, как-то: «чинное поведение», «благопочитание», «ритуал», «обряд», «правила поведения», «правила приличия», «регламент благочиния», «устав благочестия» и т. д. (см.: В. М. Алексеев. Китайская литература. Избранные труды. М., 1978, с. 442, 451, 476, 484 и др.). Соглашаясь с рядом развернутых характеристик понятия ли , мы тем не менее для унификации и лаконичности перевода приняли наиболее общее истолкование ли как «обряда», «ритуала» или «норм поведения» в зависимости от контекста. [18]

В первой части главы, идущей под титром: «Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так...», даются некоторые общие оценки системы обрядов и ритуала на фоне краткой истории их формирования с древности и до первых веков империи Хань. Нельзя не заметить, что в главе еще отсутствует единообразный подход к этим категориям, свойственный позднему конфуцианскому конформизму. С одной стороны, историк исходит из убеждения, что «в установлении обрядов и норм поведения надо исходить из чувств человека, а в выработке ритуала основываться на природе человека», т. е., казалось бы, требует фиксации естественных форм человеческих взаимоотношений; с другой — тут же признает справедливость почитания богатых и знатных, законность деления на господ и подданных, на благородных и «подлых». Описанию роскоши знатных особ и правителей, казалось бы, противопоставляется скромность древних идеальных правителей, которые «не допускали излишеств и расточительства»; далее, однако, в положительном духе цитируется Конфуций, требовавший соблюдения строгой общественной иерархии, а следовательно, оправдывавший имущественное неравенство.

Любопытна положительная оценка, которую Сыма Цянь дает Циньской империи. Историк признает, что дом Цинь «воспринял нормы поведения и ритуал шести княжеств, выбирая и отбирая лучшее, что было в них», что «императорский двор [Цинь] стал внушительным и сильным, опираясь на все то, что [было накоплено] с древности», и это явно контрастирует с более поздними оценками конфуцианских историков эпохи Хань. Далее неоднократно подчеркивается мысль о том, что каждое время требует своих обрядов и норм поведения и совсем не обязательно копировать древность.

В совокупности первая часть главы содержит достаточно свободно изложенный исторический очерк эволюции обрядов и ритуала в Китае.

В остальной части главы, заимствованной из трактата философа Сюнь-цзы, который рассматривал человека в качестве составной части природы, излагаются некоторые общие принципы происхождения обрядов, их назначения в обществе. В заключение дается характеристика совершенномудрого человека — идеала конфуцианского мужа, умеющего управлять народом. Ли шу — отражение той части системы этико-культурных и политических идей древности, в центре которой стоял сложный институт ли — обрядов, ритуала, церемоний, правил поведения подданных. Как справедливо писал акад. В. М Алексеев: «Таким образом, ли — это в социальном разрезе (о религиозном я здесь не говорю) именно та плотина, которая сдерживает человеческие страсти; то рассудочное, рациональное, культурное (в конфуцианском понимании) воздействие на людей, которое [19]управляет и, по мнению конфуцианцев, должно управлять человеческим обществом...» [3, с. 392].

Хотя в гл. 23 нет описания деталей ритуала и разнообразных обрядов, созданных в древности на все случаи жизни, но в сжатом виде дано ясное представление как об идейной сути учения о ли , так и о месте ритуала и правил поведения в общей системе общественной жизни Китая периодов Чжоу-Хань. С позиций современного научного знания можно утверждать, что создание системы обрядов ли и ритуала и в древнекитайском обществе преследовало цель определить оптимальные модели поведения всех слоев общества во имя обеспечения безопасности классового государства и всей системы угнетения и эксплуатации народа; материал гл. 23 дает, как представляется, все основания для подобного вывода.

Гл. 24, Юэ шу — «Трактат о музыке», касается другого важнейшего компонента конфуцианской идеологии — музыки ( юэ ), тесно связанной в представлениях того времени с ли . Если ли , как мы видели, определяло социальные границы человека в обществе, то музыка была призвана воздействовать на чувства людей, сближать их духовно и тем самым поддерживать единство общества, цементировать различные общественные слои в государстве. «Трактат о музыке», как уже упоминалось, состоит из трех частей. В первой части, начинающейся со слов: «Я, тайшигун .. скажу так» — обычное свидетельство того, что повествование идет от лица самого Сыма Цяня, бегло излагается история создания музыкальных мелодий, связь музыки с различными событиями в древней истории Китая. Кроме того, во вступительном разделе изложены некоторые, прежде всего конфуцианские, представления о «совершенном муже» цзюнь-цзы , которому только и могут быть доверены бразды правления и который, как сказано в главе, «щедро одаривает [людей] своими милостями и благодеяниями, а с помощью песен и гимнов побуждает их ревностно трудиться». Здесь же подчеркивается, что музыка «вводит в определенные рамки [людские] радости», «служит уменьшению и сокращению [желаний]», т. е. воспитывает и улучшает нравы, способствует установлению социальной гармонии в обществе. Таким образом, на первый план сразу выводится государственный характер музыки, ее воспитательное значение. Французский ученый Лэлой писал, что «в теократическом и патриархальном Китае музыка не была частным делом, это был [государственный] институт. Глава государства жаловал своему народу музыку, творцом которой он был сам и через которую излагал свои наставления» [24, с. 15].