Цзи Юнь - Заметки из хижины Великое в малом

Интересы Цзи Юня очень обширны и разносторонни. Превосходный знаток древних рассказов о необычайном, он отмечает, что в некоторых из них имеются фактические неточности в описании реалий (№ 622), он сомневается в достоверности некоторых сведений, приводимых в «Книге о горах и морях» (№ 1053); выписывает рецепты лекарств, сохранившиеся в древних сборниках рассказов (№ 655); его интересуют источники, в которых упоминается о начале составлений гороскопов в Китае (№ 691), или первые упоминания о лисах-оборотнях (№ 525), древние городища и наскальные рисунки (№ 761 и 762); он пишет об увлечении в Китае различных эпох шахматами (№ 664); глубоко изучает письменные источники, в том числе «Заметки о водах и горах Чанпина» ( Чанпиншань шуй цзи ) просветителя Гу Янь-у, устанавливающие местонахождение древней кумирни (№ 639), разные комментарии к Чуньцю (№ 638); его интересуют религии и верования народов Запада (№ 665, 745), в частности зороастризм (№ 665). Интерес Цзи Юня к Западу, может быть, объясняется тем, что, хотя в его время христианство было запрещено в Китае, европейские миссионеры в Китае много сделали для стимулирования точных и естественных наук, развития научного логического метода, ознакомления китайцев с теориями Кеплера о строении Вселенной. Матео Риччи познакомил Китай с гелиоцентрическими системами Коперника и Галилея, опрокинувшими все космогонические представления китайцев [87].

Существуют различные точки зрения на вопрос о степени влияния европейских миссионеров на передовых мыслителей цинского времени. Анри Бернар Метр придерживается крайних взглядов, считая, что миссионерское влияние не ограничивалось областью науки, но распространялось и на философию в такой мере, что стало определяющим в развитии китайской философской мысли XVII-XVIII вв.

Лян Ци-чао допускал, что миссионеры могли сыграть известную роль в расширении критического движения против традиционной ортодоксии, но считал, что они не имели прямого отношения к последовательному развитию китайской мысли [88].

Поль Дэмьевиль справедливо высказывается в том смысле, что интерес к европейской науке, вызванный деятельностью миссионеров в Китае, в известной мере затронул мыслителей XVII-XVIII вв. Он признает косвенное влияние Запада на идеологию периода Цин, влияние непоследовательное, но глубокое и неизбежное [89].

Цзи Юнь упоминает имена миссионеров Джулио Алени и Матео Риччи (№ 665), возможно известные ему от его друга — знаменитого ученого той поры Дай Чжэня, которого, как полагает П. Дэмьевиль, именно Цзи Юнь привлек к составлению заметок и предисловий к математическим работам, включенным в «Каталог Полного свода четырех сокровищниц» [90].

Привлекают внимание заметки и рассуждения, в которых Цзи Юнь предстает перед своим читателем как противник суеверий, рационалист, находящий естественные объяснения [91]всякого рода биологическим мутациям (№ 576, 710, где Цзи Юнь объясняет, что гусь с двумя головами не является нечистью, ибо у людей рождаются близнецы, а куриные яйца бывают двухжелтковыми; нищенка, у которой рот находится на шее, человек с огромной ладонью правой руки — это не сверхъестественные существа, а калеки, уроды, которых не надо суеверно бояться).

Чрезвычайно интересны и публицистические заметки Цзи Юня, их немного, но они иногда ярче, чем сюжетные произведения, говорят об отношении писателя к современной ему действительности, о его общественной позиции. Так, в одной из заметок Цзи Юнь пишет: «Экзамены предназначены для того, чтобы у государства было больше талантливых людей, а не для того, чтобы у экзаменаторов было больше прихлебателей» (№ 1098). Как бы развивая мысль о том, что экзаменационная система утратила свой первоначальный смысл, Цзи Юнь в начале рассказа № 1118 приводит следующее рассуждение своего отца: «В последние годы правления династии Мин, когда учение даосов было в почете, а государственным экзаменам придавалось все большее значение, хитрецы предавались беседам об учении Ван Ян-мина, чтобы сделать карьеру и добиться авторитета. Простаки же упорно изучали экзаменационные сочинения, чтобы достигнуть почестей и славы. Из десятка так называемых ученых не было и двух-трех, которые разбирались бы в делах». Если не знать, что это написано Цзи Юнем, то эти слова можно было бы приписать Хуан Цзун-си или Гу Янь-у или счесть их цитатой из последней главы «Неофициальной истории конфуцианцев» У Цзин-цзы.

Публицистическая острота отличает и рассуждение (№ 104) о положении слуг и рабов, жизнь которых фактически принадлежала их хозяевам (так же смелы рассказы, в которых Цзи Юнь протестует против жестокостей, совершаемых хозяевами в отношении не только слуг, но и наложниц; в ряде рассказов осуждается свекровь, доведшая невестку до самоубийства). Между тем законы были на стороне хозяев, и протест Цзи Юня был актом гражданского мужества, отмеченным Лу Синем [92].

Примечательно, что если рассказов о сверхъестественном В сборниках Цзи Юня 89% (931 рассказ [93]), а рассказов о естественном — всего 11% (113 рассказов), то заметок о сверхъестественном — 27,5% (31 заметка), о естественном же — 72,5% (118 заметок из 149).

Из общего числа рассказов — 1039 [94]дидактических — 498 (48%) [95], недидактических — 543 (52%); из 149 заметок дидактических — 13 (9%), недидактических — 136 (91%).

В большинстве дидактических рассказов назидание заключено в сюжете (см. основные разделы указателя сюжетов). В подобного рода рассказах Небо награждает человека праведной жизни, почтительного к старшим, совершившего добрый поступок, карает развратника, взяточника, вора, человека, задумавшего зло. (Чиновник занимался вымогательством; его разоряет певичка, он сходит с ума — рассказ № 18; человек, задумавший отравить свою мать, убит молнией — № 152.) В качестве орудия возмездия выступает и нечисть, разоблачающая шарлатана, наказывающая развратника, насмехающаяся над педантом или помогающая подлинному ученому. Награды и наказания раздают и в Царстве мертвых; в новом перерождении людей награждают за добро, совершенное ими при жизни в прошлом перерождении, или наказывают за дурные поступки. Так, люди, в прошлом своем перерождении отнимавшие жизнь у животных, перерождаются в облике свиней (№ 1123, 1124); конюхи, воровавшие корм у лошадей, перерождаются в облике лошадей и в свою очередь терпят муки голода (№ 32); сплетница перерождается немой (№ 47) и т. п.

Не довольствуясь назиданием, заключенным в самом сюжете, Цзи Юнь очень часто сопровождает дидактические рассказы этого типа морализующей концовкой и сам формулирует нравственный урок, который читатель должен извлечь из повествования. Так, рассказывая о том, как толпа бесов избила хулигана, терроризировавшего всю деревню, Цзи Юнь заключает рассказ следующей моралью: «Подробности этой истории, может, и не заслуживают упоминания, но из нее видно, что наглый злодей в конце концов обязательно встретит того, кто не потерпит его наглости. С тем, кого не сумели обуздать люди, обязательно справятся бесы, которым он тоже противен» (№ 161).