Юань Мэй - Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

Наконец, в разделе «Шванки» Указателя Эберхарда (подраздел II: «Умники и хитрецы», № 12) зарегистрирован анекдот о художнике Сюй Вэнь-чжане, которого кто-то подговорил съесть вкусное блюдо, затем Сюя убеждают, что блюдо было отравленным, и в качестве противоядия предлагают есть грязь. В рассказе № 395 Юань Мэя отсутствие трикстера делает происходящее с гостями Сюя случайностью, забавным эпизодом, а не остроумной проделкой, характерной для комической сказки.

Среди рассказов Юань Мэя, не упоминаемых Эберхардом, некоторые, на наш взгляд, можно с большим правом отнести к сказкам (или сопоставить с ними), нежели перечисленные выше [172]. Наиболее характерным является № 115 («Моет в реке зародыши»).

Здесь переплетено несколько сказочных мотивов: «благодарный мертвец» (герой по дороге оказывает услугу сверхъестественному существу или животному, которое становится его помощником; в нашем рассказе «помощь» заменена тем, что дух отпускает героя и дает ему волшебное лекарство), мотив «волшебного средства»; сказочной является и ситуация, когда родственница героя (здесь — жена, обычно — сестра) спасает его в ином мире, спрятав его от своего мужа; сказочен мотив «путешествия в иной мир»; чисто фольклорно и то, что царство мертвых и «наш мир» соседствуют друг с другом и, заблудившись, можно незаметно для себя перейти эту границу; река — как граница двух миров — тоже хорошо известна в фольклоре. Находим здесь и постоянно используемый в волшебной сказке прием ретардации: Быкоголовый дух готов помочь человеку вернуться в мир смертных, но откладывает это до следующего дня, чтобы посмотреть в списках царства мертвых, не пришло ли герою «время расставаться с жизнью». Главное же то, что сама последовательность эпизодов, их связи и отношения напоминают сюжетную схему волшебной сказки. Это, кажется, единственный пример, который можно назвать «волшебной сказкой» в корпусе текстов Юань Мэя; несколько шире представлены так называемые новеллистические сказки и анекдоты; примером последнего может служить рассказ № 788.

По традиционным законам жанра бицзи [173]Юань Мэй включил в свою коллекцию не только сюжетные произведения (их 953, т. е. 93,1%), но и заметки («свободную прозу») на самые разнообразные темы (70 заметок, т. е. 6,9%), близкие к записям типа суй би ; причем, как и в других сборниках этого типа, заметки этой коллекции не составляют отдельных разделов, а вкраплены в основной корпус текстов без какой-либо определенной последовательности, без логической связи с окружающей их сюжетной прозой.

Эстетическая система жанра бицзи наложила свой отпечаток не только на состав сборника и расположение в нем материала, но и на типы повествований, так же как и на введение «рассказчика» в повествование, способы характеристики персонажей, описания их быта, окружения и другие стилистические средства.

В коллекции Юань Мэя можно условно выделить три типа произведений: короткие рассказы (в том числе близкие к анекдоту или «быличке»); обрамленные повествования; заметки.

В произведениях первого типа (их около 650) содержание, как правило, исчерпывается изложением сюжета, включающего в себя один какой-либо эпизод, одно событие и его результат; персонаж изображается в какой-то определенный момент его жизни или в одной, обычно исключительной ситуации, описание которой и создает желаемый эффект занимательности (усиливаемый иногда неожиданной концовкой). Повествование строится обычно на конфликте, на каком-либо противоречии (например, рассказ № 84 — «Тот, кому суждено сгореть, не должен утонуть»). Рассказ предельно лаконичен: о его герое не сообщено ничего, кроме имени и места рождения, даже профессия упомянута мимоходом («поехал торговать»). Герой не обладает никакими индивидуальными чертами, он мог бы носить другое имя, происходить из другого места, ехать в другой город, а не в Аньцин, — все эти модификации ничего не изменили бы в сюжете, который по существу сформулирован названием рассказа. Эффект неожиданности создается концовкой, противоречием между убежденностью героя в том, что его спасение от участи утонувших в реке его спутников предвещает ему прекрасное будущее, и реальной его судьбой — смертью при пожаре.

В рассказе № 291 повествуется о траве, с помощью которой обнаруживают воров: стоит сжечь эту траву, как у вора начинают дрожать руки. Здесь, как и в первом случае, повествование ориентировано на неожиданную концовку: «вором» оказался не кто-то из челяди, заподозренной барышней, а занавес. Pointe заключается в том, что действие, оказываемое обычно волшебным предметом на людей, проявляется на неодушевленном предмете.

На комизме ситуации строятся рассказы, близкие к анекдоту (№ 704) и плутовские анекдоты — о ловких ворах, о мошеннических проделках (№ 677, 678, 679 и др.).

В рассказе № 788 комический эффект создается не ситуацией, а неожиданным ответом: буддийский монах взял в послушники трехлетнего мальчика, и в течение более чем десяти лет послушник не спускался с горы, где стоял храм. Когда монах впервые взял его с собой в низину, мальчик увидел волов, лошадей, пастухов, собак. Монах объяснил ему, что это за животные; когда же мимо прошла молоденькая девушка, монах на вопрос мальчика ответил, что это тигр, пожирающий людей. По возвращении в храм монах спросил своего послушника, понравилось ли ему какое-либо существо из тех, что они видели днем. «Никто не понравился, — ответил послушник. — Только этот тигр, что пожирает людей, очень понравился. Никак из головы нейдет» [174].

К этому же типу коротких рассказов относятся, например, рассказ № 8 (о человеке, который оскорбил череп и умер в результате его мести), № 15 (о человеке, которым бесы перекидывались, как футбольным мячом), № 432, 487, 489 и другие рассказы о волшебных предметах и т. п. [175].

Сюда же можно отнести и «былички», например, № 742 («Небо раскрывает глаза»), № 517 («Лицо в городских воротах») и № 979 («Зеркало, освещающее море»).

В рассказах, отнесенных нами к «быличкам», впечатление «фактологичности» создается с помощью «точных» деталей. Так, например, в № 979 — размеры «зеркала», его цвет, форма, даже реальная стоимость, в рассказе № 742 — описание двух глаз в трещине, появившейся на небе, подробное для такого короткого рассказа, как № 517, описание лица в городских воротах, ставших «гладкими и мягкими, как человеческая кожа». В большинстве же коротких рассказов детали отсутствуют, если они не являются структурным элементом, «работающим» на движение сюжета.

Характерно, что в рассказах, близких к «анекдотам» и «быличкам», как и в подавляющем большинстве других рассказов первого типа, отличающихся крайним лаконизмом, отсутствуют даже рассказчики, от имени которых велось бы повествование. Сведения о персонажах сведены к минимуму (обычно эти сведения ограничиваются именем и профессией, но иногда, например, в № 291, 413, 788, 517, 970, не сообщается даже имя персонажа, а указывается только его профессия, занятие или социальная принадлежность — барышня, продавец тыкв, буддийский монах, курьер, крестьянин) [176].