Мухаммад Ас-Самарканди - Синдбад-Наме

«Я погнался за онагром, — продолжал он про себя, — набрел на гурию».

И с ожиданием во взоре и думой в сердце пустил он коня, желая узнать, чему научит его наставник любви в школе времени, что даст ему в руки — сладкого или терпкого — кравчий судьбы; с любопытством ожидая, что придется выпить ему из чаши судьбы — отстоя или чистого вина; рассуждая, что придется ему надеть из-за скорби о подруге — атлас или дерюгу. Он хотел знать, какие талисманы придется ему иметь при себе во время любви, какие семена следует посадить на лужайке страсти. Он знал, что его мечты еще не осуществились, что локоны той девы спутаны и еще не причесаны. Так пустился он в дорогу, а красавица, идя впереди, указывала ему путь. Влюбленное сердце двигалось вперед, не зная, что часто страсть одного часа влечет за собой раскаяние долгих дней.

Через некоторое время они прибыли к каким-то развалинам.

— Подожди здесь минутку, — предложила девушка, — я сообщу обитателям этого жилища о твоем прибытии, скажу птицам этого гнезда о твоем приходе, чтобы они встретили с подобающими почестями такого уважаемого гостя, как шахзаде.

Шахзаде придержал коня, а девушка вошла в развалины и стала тихо шептаться с обитавшими там *гулями.

— Я привела царевича, — говорила она. — Мясо у него — нежное, вкусное, приятное и аппетитное.

Гули стали хвалить ее:

— Добро пожаловать тебе и твоему гостю! Скорей выходи к нему, завлекай, постарайся задержать беседой и вымани у него оружие, чтобы он не оказал сопротивления.

А у шахзаде был острый слух, и он расслышал их беседу. Он задрожал от страха и повернул коня. Как раз в это время из развалин вышла девушка и увидела скачущего прочь шахзаде. Она побежала за ним, подпрыгнула и вскочила на круп коня.

— Куда ты едешь? — спросила она. — Почему бежишь от меня?

— У меня есть сварливый друг, — ответил он, — и я никак не могу избавиться от него. Из страха перед ним я не могу остаться с тобой и наслаждаться твоей красотой. Мне надо немедленно отправиться к нему и спросить его согласия.

— От дурного друга можно избавиться при помощи денег, — перебила его девушка, — а его злой характер, эту отраву для приятного времяпрепровождения, можно обратить в противоядие.

— От него не откупишься деньгами, — сказал шахзаде, — он богат и не нуждается в них.

— Воспользуйся помощью заступников, быть может, они помогут тебе избавиться от него, — перебила его вновь девушка.

— Тут заступничество не поможет, — отвечал шахзаде.

— Тогда прибегни к силе десницы, — сказала она, — содействию войска и власти и прогони его.

— Невозможно ему противостоять силой человеческой или хитростью, — отвечал шахзаде.

— Коли так, — сказала девушка, — ступи на путь молитв, испроси помощи у всеславного господа, чтобы он отвратил своим бесконечным могуществом зло, причиняемое им.

У шахзаде полились из глаз слезы, и обратился он с тайной мольбой к богу: «О ты, отвечающий на мольбы обиженных и отвращающий зло! О могущественный, *связавший паутиной руки насильников-арабов! О всеславный, *искоренивший жалом комара род Немрода! Если не окажешь мне милость и помощи, то я погибну безвестно.

— избавь меня от этого злого духа, который сидит за моей спиной и лишил меня сил».

Как только он произнес последнее слово молитвы, девушка затрепетала и упала с коня. А шахзаде пустил лошадь вскачь и двинулся к населенным местам. Он ехал и днем и ночью, не зная покоя.

Шахзаде скакал, прославляя бога, и спустя десять дней после долгих тягот и переживаний, прибыл к отцу.

А везир, когда царевич скрылся из глаз и исчез в пустыне, подумал, что тот погиб, вернулся к шаху и заявил, что лев растерзал и сожрал шахзаде. Шах оплакивал гибель сына, тяжело страдал от разлуки с ним. Он беспрестанно повторял:

Когда шахзаде целый и невредимый вернулся в родные края и исцелил свои глаза лицезрением отца, он рассказал о том, что произошло с ним, и пожаловался на везира. Шах приказал повесить везира, а глашатаям велел кричать:

«Такова участь того, кто предаст своего благодетеля, кто не исполнит приказов своего повелителя».

И эта нижайшая раба надеется, — продолжала рабыня, — что падишах поступит со своими везирами точно так же, дабы восторжествовали справедливость и правосудие. Если шах не воздаст мне по справедливости, то ведь всевышний Аллах не потерпит насилия: *«Воистину, Аллах не обидит даже ни на частичку, и если поступки раба добродетельны, то он удвоит вознаграждение».

Как только рабыня окончила свою речь, гнев царя вспыхнул с новой силой, и он подумал: «Царь бездетен, и нет родства между царями и людьми. Из-за сына недозволено пренебрегать правосудием, ибо порядок в державе зиждется на справедливости и строгом суде».

И он отдал приказание казнить сына.

Когда третий везир услышал об этом решении, то он послал к палачу человека и велел передать: «Помедли с казнью, пока я не вернусь от шаха и не докажу ему порочность торопливости и похвальность промедления и раздумывания. Я придумаю что-нибудь, чтобы сохранить жизнь сыну шаха и снять с него это обвинение».