ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

«Глаз посторонних таясь,

Горько я плакал,

И алыми стали мои рукава.

Сколько же слёз

Пролью я сегодня?»

Масаёри и его вторая жена, увидев подарки, воскликнули: «Так всё красиво, что слов не найти от восхищения! Однако принять такие подарки неудобно, а возвратить было бы безжалостно. Всё это превосходные необходимые вещи. Что ж, оставим их у себя» — и оба рассмеялись.

Советник Санэтада, измученный долгими страданиями, не мог принять равнодушно новость о том, что день въезда Атэмия к наследнику престола уже назначен. Он послал Хёэ одежды в подарок со стихотворением:

«От слёз водопада

Немного стихал

Сжигающий сердце огонь.

Но сегодня — о, горе! —

Нет слёз уже больше».

В письме к самой Хёэ он написал: «Если у тебя будет возможность поговорить с госпожой, скажи ей так: я уже мало что помню, в голове у меня всё мешается».

В усадьбе между тем шептались: «Императорский сопровождающий лиц уже не различает», «Императорский сопровождающий теряет сознание». Родители были в большой тревоге за него, но при этом спешно занимались приготовлениями к въезду дочери во дворец.

Госпожа заглянула в комнату к больному:

— Как ты? Я так занята делами твоей сестры, что не могу ухаживать за тобой! — сказала она.

— Видно, подходит мой последний час, — ответил Накадзуми. — Печалит меня только то, что я не увижу её больше.

— Ах, не говори так! — испугалась госпожа. — Возможно ли такое! Я сейчас же скажу Атэмия, чтобы она пришла к тебе. — А про себя подумала: «Вряд ли с ним что-то случится сегодня, но я так боюсь!»

Проливая слёзы, она сказала Атэмия:

— Накадзуми очень плох. Проведай-ка его. Сейчас, когда ты готовишься отправиться к наследнику престола, это неприятно, но он так просил увидеть тебя…

Атэмия совсем не хотелось идти к брату, но поскольку её попросила мать, делать было нечего.

Накадзуми лежал в северных покоях, где проживал генерал со второй женой.

Атэмия находилась в самом расцвете своей красоты. Ростом она была немногим менее пяти сяку, одета всегда в прекрасное платье, необыкновенно красивые её волосы одинаковой длины блестели, как иссиня-чёрный шёлк. Она была и вообще беспредельно хороша, а в тот день казалась особенно блистательной. Её сопровождали только Хёэ и Соо.

Когда Накадзуми увидел Атэмия, у него отнялся дар речи. Наконец, проливая слёзы, он с трудом произнёс:

— Ты уезжаешь сегодня во дворец? Я даже не могу проводить тебя. Вряд ли мы увидимся ещё когда-нибудь в этой жизни.

— Как ты можешь так думать? — стала укорять его сестра. — Почему тебя мучат такие опасения?

— Потому что я должен умереть. Всё наводит на меня тоску. О, как я несчастен!

— Не поддавайся таким настроениям, — сказала Атэмия и поднялась, чтобы уйти.

«Кровавые слёзы мои

Широкой рекой разлились.

И кипит эта влага

От огня, что в груди

Никак не уймётся» —

Накадзуми сложил листок с этим стихотворением и, улучив момент, положил ей его за пазуху. Не желая, чтобы письмо упало на пол, Атэмия взяла его в руку и встала. Накадзуми при этом лишился сознания и не дышал.

«Какое горе, что самый любимый сын нас покидает!.. — сокрушались родители. — Но вдруг из-за траура придётся отложить въезд Атэмия во дворец, к чему мы так стремились, преодолевая множество препятствий, что тогда? [649] Прим.5 гл. X: По воззрениям древних японцев, соприкосновение со смертью считалось скверной, и после погребения родственники покойного должны были соблюдать строгое воздержание, не выходя из дому и никого не принимая. Кроме того, родственники покойного должны были носить траур, в частности, по брату срок траура был установлен в три месяца. Таким образом, Масаёри, в случае смерти Накадзуми, должен был бы отложить замужество дочери. Если сейчас она не въедет во дворец, этого, может быть, нам уже не увидеть никогда». Они находились в страшном смятении. «Нужно сохранять спокойствие, пока не будем никому ничего говорить», — решили они наконец. Все в семье снаряжали экипажи, делая вид, что ничего не знают о несчастье. Усадьба Масаёри была охвачена смятением и тревогой.

Советник Санэтада, услышав, что Атэмия въедет к наследнику престола, впал в беспамятство, и дом министра наполнился криками и беспокойством.

Среди всех сановников и принцев, которые убивались и скорбели об Атэмия, только Судзуси и Накатада, несмотря на глубокую печаль, думали с твёрдостью в сердце: «Мир непостоянен. Сегодня она въезжает во дворец, но не надо думать, что мы её больше не увидим». Они решили даже сопровождать её.

Накаёри также надолго слёг и находился в угнетённом состоянии духа, но он уже давно решил: «Мне обязательно нужно сопровождать Атэмия во дворец наследника. Я не пропускал ни одного, даже незначительного, праздника а доме Масаёри, и сейчас не могу не присутствовать при таком важном событии. В том, что я влюбился не по чину, только моя вина!» Он повторял себе всё это неоднократно и отправился в усадьбу к генералу.

Наконец всё было готово к отъезду, у ворот стояли экипажи, и Масаёри объявил, что настало время пускаться в путь.

Услышав об этом, Накадзуми стал синим, как краска из Пекче, и лежал без движения. Родители возносили богам молитвы, но всё было напрасно. Атэмия подумала: «Какой шум поднимется в связи с болезнью Накадзуми! Многие мужчины только и стремятся к тому, чтобы я не въехала к наследнику, и если они узнают, что я отвечаю брату…» Но она очень жалела Накадзуми, и, не показывая виду, что получила от него записку, Атэмия написала брату письмо:

«Расстаюсь я сегодня с тобой.

Разве иссякнут слёзы,

Что водопадом струятся?

Но знай, в предстоящих мирах

Опять сестрой тебе буду.

Почему ты думаешь только об одном? Видя, как ты страдаешь, я чувствую такую тяжесть на сердце и не знаю, что мне делать».

Она отдала письмо Хёэ и велела отнести брату.

— Ваша матушка, батюшка и все господа постоянно там находятся. Императорский сопровождающий уже и говорить не может, — ответила Хёэ.

— Тем более, отнеси, — сказала Атэмия.

Хёэ, улучив подходящий момент, пошла туда. ‹…›

Вторая жена сказала Масаёри:

— Может быть, Накадзуми овладел мстительный дух какой-нибудь женщины? Надо немедленно что-то предпринять.

Генерал написал письмо святому отцу Тадакосо, и тот сразу же прибыл в усадьбу. Когда он подошёл к комнате больного, мать и сёстры покинули Накадзуми. Хёэ, улучив тут момент, вложила в руку Накадзуми, лежавшего без сознания, письмо и написала пальцем на его руке: «Это письмо от моей госпожи». И Накадзуми, который был уже совсем при смерти, попросил немного горячей воды.

— Вот проявление чудодейственной силы Тадакосо, — воскликнул генерал, возликовав.