ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

Двенадцать трубок были символами двенадцати месяцев, они были разделены на две группы, каждая из которых олицетворяла космические силы ИНЬ и ЯН. В сложной комбинации чисел, явившейся основой для определения размеров трубок, отражались нарастание мужской силы ян в период от первого месяца до шестого, затем ее убывание и нарастание женской силы инь . Трубки люй люй могли быть использованы и акустически: из них можно было извлечь двенадцать различных звуков, которые давали последовательность чистых квинт и кварт (или, при ином порядке ступеней, хроматический звукоряд). Пять последовательно взятых звуков люй люй образовывали гаммы, символизировавшие Пять планет (Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн), Пять первоэлементов, Пять цветов (желтый, красный, синий, белый, черный), Пять частей света (север, юг, запад, восток, центр). Эти гаммы со всеми сложными ассоциациями натурфилософского характера были положены в основу музыки, которая должна была быть выражением незыблемого порядка. В ходе дальнейшего развития музыкальной философии символической интерпретации подверглись и музыкальные инструменты, их ансамбль, использовавшийся в оркестре сакральной музыки, был трактован таким образом, что они образовывали картину полного годового круга, от прорастания до увядания растений.

Для иллюстрации своего тезиса о влиянии музыки на человека конфуцианцы прибегали к древним мифам и легендам. Эти легенды, связанные с архаической системой мышления, содержали многочисленные примеры магической власти музыки. Например, Хуба, легендарный музыкант, играя на струнном инструменте цинь , заставлял танцевать птиц и выпрыгивать из воды рыб [13] Ле-цзы щи щи (Ле-цзы с комментариями). Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1985. С. 175. Далее: Ле-цзы. . На звуки напевов, исполняемых легендарным императором Юем, являлись удивительные твари и фениксы [14] Сыма Цянь . Ши цзи (Записки историка). Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1972. Т. 1. С. 43. Далее: Сыма Цянь. . Когда Куй, министр другого легендарного императора, Шуня, играл на музыкальных инструментах, являлись духи предков, птицы поднимались в воздух и звери танцевали [15] Сыма Цянь. Т. 1. С. 82. . В подобных легендах конфуцианцы видели подтверждение своей концепции музыки. Так, в «Истории династии Хань» («Хань шу»), цитируя отрывок из «Книги Истории» («Шу цзин»), в котором рассказывается, как при ударах камня о камень (т. е. звуках литофона) звери принялись танцевать, автор вопрошает: «Если так реагируют звери, то что же сказать о людях?» [16] Бань Гу . Хань шу (История династии Хань). Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1975. Т. 4. С. 1039. Далее: Хань шу. Существовали легенды и о влиянии музыки на природу: исполнение музыки могло нарушить естественную смену времен года, привести к потеплению климата или стихийным бедствиям. Символическая интерпретация музыкальных элементов в духе натурфилософии позволила в значительной степени модернизировать древние легенды и аргументировать связь между причиной и следствием явлений. Например, к наступлению весны ведет исполнение не просто музыки, а нот, символизирующих весенние месяцы, и т. д.:

Если весной настроить струну гун [17] Название первой ступени пентатонической гаммы и первой струны инструмента цинь. в лад осени, то вся трава неминуемо завянет; если осенью настроить гун в лад весны, то все растения неминуемо расцветут; если летом настроить гун в лад зимы, неминуемо польет дождь; если зимой настроить гун в лад лета, неминуемо грянет гром [18] Ин Шао . Фэн су тун и (О нравах и обычаях). Тянъшин, 1980. С. 225. Далее: Фэн су тун и. .

Описание чудодейственной игры Щи Вэня из царства Чжэн, содержащееся в «Ле-цзы», основано на еще более детальном соответствии между музыкой и календарем:

Была весна, но он взял ноту нанълюй [19] Название ступени люй люй , соответствующей восьмому месяцу. на струне шан [20] Название ступени люй люй , соответствующей второму месяцу. , и подул свежий ветер, созрели фрукты на деревьях и семена трав, и наступила осень. Он взял ноту цзячжун [21] Название второй ступени пентатонической гаммы и второй струны цинь . на струне цзюэ [22] Название третьей ступени пентатонической гаммы и третьей струны цинь . , и тихо подул теплый ветер, зацвели травы и деревья. Наступило лето. Он взял ноту хуанчжун [23] Название ступени люй люй , соответствующей одиннадцатому месяцу. на струне юй [24] Название пятой ступени пентатонической гаммы и пятой струны цинь . , пошел снег, и град покрыл землю, реки и пруды замерзли. Наступила зима. Он взял ноту жуйбинъ [25] Название ступени люй люй , соответствующей пятому месяцу. на струне чжи [26] Название четвёртой ступени пентатонической гаммы и четвёртой струны цинь . — засияло солнце, и лед растаял. В конце концов он ударил по струне гун , добавил к ней звуки других струн, подул благодатный ветер, высоко в небе показались облака, выпала благоуханная роса, и забили ключи [27] Ле-цзы. С. 175–177. .

Все различные элементы музыкальной теории и философии были обобщены в официальной историографической литературе в виде формулы, содержащейся, в частности, в «Истории династии Хань»:

Музыка — это то, чем святые приводили в движение Небо и Землю, прокладывали путь к божествам, успокаивали народ и создали [правильные] эмоции [28] Хань шу. Т. 4. С 1039. .

Весь этот сложный комплекс музыкальной философии проник в Японию. Заимствованная китайская музыка стала музыкой императорских церемоний и буддийских богослужений. Китайская теория составила основу музыкального профессионального образования. Но распространение музыкальной теории и философии не было ограничено профессиональными кругами. Положения китайской музыкальной философии проникли в литературу, написанную на японском языке, иногда без связи с музыкой. Формула, приведенная выше, часто воспроизводилась в Японии. В предисловии к антологии «Собрание старых и новых японских песен» («Кокин вака сю») Ки Цураюки пишет о песне:

Без всяких усилий движет она Небом и Землею; пленяет даже богов и демонов, незримых нашему глазу; утончает союз мужчин и женщин; смягчает сердца суровых воинов… [29] Перевод А. Е. Глускиной в кн.: Конрад Н. И. Японская литература в образцах и очерках. Л„1927. С. 94.

Парадоксально, что Цураюки прилагает это определение не к заимствованной из Китая музыке, а к национальной поэзии, которая противопоставляется заимствованной культуре.

Указанная формула содержится и в «Собрании песен, красота которых поднимает пыль с балок» («Рёдзин хисё»):