ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1

Тикагэ ничего не мог ответить на это. Плача, покинул он императорский дворец, а дома погрузился в глубокое раздумье. «Эти ужасные вещи, начиная с пропажи пояса, подстроила вдова левого министра. О, если бы я следовал словам моей покойной жены, сказанным на смертном одре, я не потерял бы своего сына! Но я связался с этой бесстыдницей, и меня постигло такое горе. Недаром столько рассказывают от коварстве мачехи!» — стенал он.

Министр забросил службу. Он стал проводить время в соблюдении постов, в умерщвлении плоти — и всё для того, чтобы вновь увидеть Тадакосо. Тикагэ не мог спокойно слышать даже упоминания о Первом проспекте.

Госпожа из северных покоев меж тем мучилась, что Тикагэ к ней не приходит. Она возносила к небу горячие молитвы, собирала у себя гадальщиков, познавших науку Тёмного и Светлого начал [198] Прим.27 гл. II: Имеются в виду чиновники Ведомства космических начал инь-ян (яп. онъё ), которые занимались астрологией, изучением календаря, гаданием. В основе их деятельности лежало китайское учение о взаимодействии космических сил инь и ни (тёмное и светлое, женское и мужское). , и чародеев, устраивала различные заклинания, но всё было зря. Она убивалась так же горько, как убивался Тикагэ о пропавшем сыне. Вдова достала письма, которые министр писал ей в те времена, когда навещал её, но при взгляде на них ей стало ещё горше. Она уложила их в шкатулку из аквилярии и отправила министру, приложив печальное послание:

«Хотелось мне сохранить эти письма как память о Вас, но думаю, что не сегодня-завтра прервётся моя жизнь, и я решила, пока жива, возвратить их Вам. В нашем мире глубоких чувств больше не встретить…

Письма старые открыв,

Думала, увижу вновь

Половодье реки.

Высохла река,

Предо мной лишь мелкий брод.

Мне нечего больше Вам сказать».

Прочитав это послание, Тикагэ подумал: «Что за жестокая душа! Пусть она и зла, но как осмеливается столь бесстыдно укорять меня? О, если бы я мог отомстить за то горе, что она причинила мне и Тадакосо!» Но он был человеком сердобольным, и поэтому ответил ей так:

«Из-за несчастий, что постигли меня в последнее время, я донельзя страдаю, никого не вижу и даже не хожу в императорский дворец. Поэтому я не показывался у Вас. Мне тоже кажется, что до завтрашнего дня я не доживу, а поскольку теперь уже нет никого, кто бы позаботился о моих делах, и я Вам возвращаю все письма. Что же до многочисленных отмелей,

Думал когда-то,

Что мелкую речку

Вброд смогу перейти.

Но ныне в омут глубокий

Я с головой погрузился» [199] Прим.28 гл. II: Стихотворение построено на использовании омонимов: фуми — «ступать ногами» (имеется в виду «по отмелям») и фуми — «письмо». Под отмелью понимаются неглубокие чувства вдовы, под глубоким омутом — сердце самого Тикагэ, полное печали. .

Он сложил в две ажурные серебряные шкатулки все её письма, начиная с первого, которое она прислала, привязав его к тростнику, и отослал ей. Отчаянию госпожи из северных покоев не было границ.

Проходили дни и месяцы. Министр всё тосковал и ни в чём не находил утешения. «Надо мне уйти в горы и жить отшельником, — подумал он. — Горько мне оставаться в этом мире!»

«В бухте Таго на песок

Набегает белая волна.

Нет спасенья от тоски

Рыбаку. Ведь сын его

В море навсегда исчез», [200] Прим.29 гл. II: Таго — бухта в провинции Суруга, из неё открывается самый красивый вид на гору Фудзи. В этом и в следующих двух стихотворениях названный топоним имеет не столько отношение к реальному месту, сколько употреблён потому, что для написания второго слога его названия используется иероглиф «ребёнок», и таким образом он связан с общим содержанием. «Белые волны моют песок» — постоянный эпитет к бухте Таго. Кто такие персонажи, сочинившие два следующих стихотворения, — неизвестно. —

написал он стихотворение.

Второй военачальник Левой личной императорской охраны сложил так:

— Не напрасно назвали берег,

Где белые волны встают беспрерывно,

Бухтой Таго…

Ведь это всё, что осталось

На память о сыне.

Помощник военачальника Левой дворцовой стражи сложил так:

— Страна Суруга далеко,

Там бухта Таго…

Но и здесь к берегу льнут

Белые волны, как будто

Помнят они о милом ребёнке.

Госпожа с Первого проспекта, стеная не меньше министра, всё это время ожидала: «Может быть, он придёт сегодня? Может быть, сегодня?» Но Тикагэ не приходил.

Однажды вдова, раскидав подушки, легла прямо на пол. Глядя на колышущиеся цветы мисканта, которые как будто манили её к себе, она пробормотала:

— Мне, ждать уставшей,

Вдруг показалось,

Что ты поманил меня рукавом.

Но нет — то ветер холодный

Колышет мисканта цветы.

Чувствуя, как пронизывает её холод, она написала министру письмо:

«Не хотела я больше писать Вам, но ведь говорят: „Бессердечный человек меня больше не навещает” [201] Прим.30 гл. II: Возможно, это цитата из какого-то стихотворения. , — поэтому не могу удержаться. Какую этот ветер наводит тоску!

Гложет скорбь сердце.

Помню, как осенний ветер

Изредка моё жилище посещал.

А сейчас ужасным ураганом

Он вдаль несётся» [202] Прим.31 гл. II: Под осенним ветром понимается Тикагэ. Стихотворение построено на игре слов: араси — «буря» и арадзи — отрицание от глагола «быть». То есть вдова имеет ввиду, что Тикагэ не бывает у неё. .

Тикагэ ответил ей так:

«‹…› и в сердце, которое ни о чём не помнит.

Когда бы с осени приходом

Листья деревьев не теряли

Своей красы,

Тогда бы ветерок капризный

Не покидал цветов. [203] Прим.32 гл. II: Стихотворение содержит намёк на возраст вдовы. Построено на омонимах: аки — «осень» и аки — «пресыщаться». Под ветром понимается мужское сердце, под цветами — вдова.

Живите с миром!»

— Что за бесчувственное сердце! — зарыдала вдова. — Горе мне! Похоже, он бросил меня совсем. Если он так решил то, сколько бы я о нём ни думала, всё напрасно.

«От белой росы

Никнет хаги осенний цветок.

О, сколь ни пылай,

Прекрасный багряник, любовью к нему,

Ответа не будет тебе. [204] Прим.33 гл. II: Хаги — леспедеца двуцветная, самый характерный образ осени в японской поэзии. Под осенним хаги имеется в виду Тикагэ, под багряником — вдова.

«В течение семи лет министр навещал вдову, и чтобы его ублажать, она каждый день без счету тратила деньги. За эти годы они все вышли, и вдова совершенно разорилась. Слуги её нашли себе места у других господ, некоторые из окружавших её дам вышли замуж. Осталась одна служанка, по имени Ёмоги [205] Прим.34 гл. II: Ёмоги значит «полынь». , которую раньше вдова считала неотёсанной, не знающей этикета. «Как же я её оставлю? — думала Ёмоги, — если и я уйду, кто же будет ей прислуживать?»