Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Так вот, взяла старая Ван серебро и перед уходом обратилась к Цзиньлянь:

— Я пойду за вином, а тебя, дорогая, попрошу поухаживать за гостем. Тут еще немного осталось. Вам по чарочке хватит. Думаю на Восточную улицу сходить — там вино получше. Так что немного задержусь. Лицо старухи расплылось в улыбке.

— Не ходите, мамаша, — попросила Цзиньлянь, — и этого хватит.

— Ай, милая! Вы с господином не чужие, небось. Посидите, по чарочке пропустите — ничего тут особенного нет, — уговаривала Ван.

Цзиньлянь все еще упрашивала хозяйку, но сама не уходила. Старуха поплотнее прикрыла дверь, завязала скобку веревкой, а сама села у дороги и принялась сучить нитки, оставив любовников с глазу на глаз в запертой комнате.

Симэнь Цин очей не спускал с Пань Цзиньлянь. У нее чуть распустилась прическа, приоткрылась пышная грудь, на лице играл румянец. Симэнь наполнил чарку и поднес Цзиньлянь, потом притворился, будто ему душно, и скинул зеленый шелковый халат.

— Можно вас побеспокоить, сударыня? Будьте так добры, положите на кан.

Цзиньлянь приняла у него халат и положила на кан. Симэнь нарочно провел рукой по столу и смахнул палочки. На счастье, они упали прямо под ноги Цзиньлянь. Он тотчас же нагнулся за ними и увидел два золотых лотосовых лепестка — маленькие остроносые ножки, ровно в три цуня. [128] Цунь — мера длины около 3 см., равна 1/10 чи. Ему стало не до палочек, и он сжал в руках расшитую цветами туфельку.

— Вы уж чересчур, сударь, — рассмеялась Цзиньлянь. — Если у вас вспыхнуло желание, то ведь и я не лишена чувств. Вы в самом деле хотите обладать мною?

— Будь моей, дорогая, — проговорил он и опустился перед ней на колени.

— Только как бы не застала мамаша, — проговорила Цзиньлянь и обняла Симэня.

— Не так страшно. Она все знает.

Они сняли одежды и легли, отдавшись наслаждениям.

Только поглядите:

Мандаринка-уточка и селезень шеи сплели, на воде резвятся. Прильнул к подруге феникс — порхают в цветах. И парами свиваясь, ликуют, шелестят неугомонно ветки. Сладки, прекрасны узы, связавшие любовников сердца. Жаждут страстного поцелуя его губы алые, румяные ее ланиты того ж нетерпеливо ждут. Вот чулочек шелковый взметнулся высоко, и над его плечами два тонких серпика луны взошли в одно мгновенье. Упали, свисли шпильки золотые, и ложе затмила черных туч гряда. В любви клянутся вечной, нерушимой, игру ведут на тысячу ладов. Стыдится тучка, робеет дождь. Еще хитрее выдумки, искуснее затеи. Кружась, щебечет иволга, не умолкая. Нектаром уста упоены. Страстно вздымается талия-ива и жаром пылают вишни-уста. Как звезды сверкают глаза с поволокой, украшают чело ароматные перлы. Волнами колышется пышная грудь, капли желанной росы устремляются к самому сердцу пиона.

Да,

Едва они встали, чтобы привести себя в приличный вид, как открылась дверь и появилась старуха.

— Ах, вот вы чем тут занимаетесь! — захлопала она в ладоши, изобразив удивление и испуг.

Любовники всполошились.

— Так, так, — продолжала хозяйка. — Я пошить мне на смерть тебя пригласила, а ты блудить начала? Узнает муж — мне не поздоровится. Лучше, пожалуй, самой все ему рассказать.

С этими словами старая Ван повернулась и пошла к У Чжи, но ее ухватила за подол испуганная Цзиньлянь.

— Мамаша, простите! — упав на колени перед старухой, умоляла она.

— Вы должны исполнить одно мое требование, — сказала хозяйка.

— Что одно — целых десять исполню, — заверила ее Цзиньлянь.

— Отныне и впредь ты никогда не будешь противиться желаниям господина Симэня и все скроешь от мужа. Когда б ни позвал тебя господин Симэнь — рано или поздно — ты должна прийти. А не явишься хоть раз, все скажу У Старшему.

— Буду во всем вас слушаться, мамаша, — обещала Цзиньлянь.

— Вам, сударь, я говорить ничего не собираюсь. Вы и сами видите, наш план полностью удался. Помните обещанное, не нарушайте слова. Но если исчезнете, все станет известно У Старшему.

— Будь покойна, мамаша. Я свое слово сдержу.

— Обещать вы горазды, а где доказательства? — продолжала старуха. — Пусть каждый из вас обменяется чем-нибудь на память. Это и будет залогом вашей искренности.

Симэнь выдернул из прически золотую шпильку и воткнул ее в черное облако Цзиньлянь, но она спрятала ее в рукав, чтобы не вызвать подозрений у мужа. Потом она достала из рукава платочек и протянула его Симэню. Они втроем выпили еще по нескольку чарок. Было за полдень.

— В это время муж приходит, — сказала, вставая, Цзиньлянь. — Я пойду.

Она поклонилась хозяйке и Симэню и пошла черным ходом. Только она опустила занавеску, как явился У Чжи.

Но вернемся в чайную.

— Ну, как мой план? — спросила Симэня старуха.

— Много я тебе хлопот доставил, мамаша, — проговорил Симэнь. — Да ты превзошла Суй Хэ и затмила Лу Цзя! От тебя не уйдут девять из десяти воительниц.

— Как пташка в любовном поединке? Довольны?

— Слов нет! Не-от-ра-зи-ма!!!

— Она из певиц. Ко всему приучена, — заметила Ван. — Мне спасибо говорите. Если б не старуха, не видать бы вам красавицы. Только обещанного не забудьте.

— О награде не беспокойся. Как до дому доберусь, пришлю. От обещанного не отказываются!

— Да видят очи мои триумфальные знамена, да слышат уши мои радостные вести. Ой, не пришлось бы мне после выноса по соседям бегать — деньги плакальщикам собирать.

— Кто отведал хоть мандаринную корочку, не забудет озера Дунтин.

Симэнь заметил, что на улице никого нет, приспособил глазную повязку [129] Имеется в виду особая маска из тонкого шелка, которая защищала глаза от пыли. и, довольный, покинул чайную, но не о том пойдет речь.

На другой день он опять заглянул к Ван выпить чайку. Хозяйка усадила гостя и тут же подала крепкого чаю. Симэнь достал из рукава серебряный слиток весом в десять лянов и вручил старухе.

И чего только не сделает смертный ради денег!

Когда увидала Ван своими черными глазами белое, сверкавшее как снег, серебро, радости ее не было предела. Она взяла слиток и отвесила Симэню два поклона.

— Премного вам благодарна, сударь, — повторяла она. — У Чжи вроде еще дома. Я сейчас сбегаю. Скажу, фляжка из тыквы-горлянки [130] Тыква-горлянка — особый вид тыквы, обычно в виде небольшой бутылочки, суженной посередине. Высушенные плоды такой тыквы обычно использовались для хранения лекарств и разных снадобий, иногда из нее делали черпачки. Образ горлянки в китайской культуре ассоциирован также с женскими половыми органами. понадобилась, а сама погляжу.

Старуха прошла черным ходом в дом У Чжи. Цзиньлянь кормила мужа завтраком, когда услыхала стук в дверь.