Танские новеллы

В тревоге и изумлении Ли И спросил ее:

— Чем я провинился перед тобою, что ты говоришь мне такие вещи? Скажи мне, чего ты хочешь, и я обязательно исполню твою просьбу.

Сяо-юй ответила:

— Мне теперь восемнадцать лет, вам же исполнилось двадцать два; до тридцати лет вам еще далеко, восемь лет вы еще можете не жениться. Любовь всей моей жизни хочу я вложить в эти восемь лет. А потом вы сделаете хороший выбор, возьмете девушку из знатного дома. Я же тогда отрешусь от всех мирских забот, остригу волосы, облекусь в монашеские одежды, — ведь у меня уже не будет мирских желаний.

Смущенный и растроганный, Ли И невольно заплакал:

— Когда я клялся ясным солнцем в жизни и после смерти быть верным и дожить вместе с тобой до старости, то мне казалось, что этого еще слишком мало. Как же посмею я думать о других женщинах? Умоляю, не сомневайся во мне и живи, как моя жена, спокойно ожидая меня. В восьмую луну я обязательно приеду в уезд Хуачжоу и отправлю за тобой посланца; разлука будет недолгой.

Через несколько дней Ли И отправился на восток. Дней десять спустя после прибытия на место он попросил отпуск, чтобы посетить своих родителей в Восточной столице [144] Восточная столица — город Лоян в нынешней провинции Хэнань. . Еще до его приезда мать решила женить сына на двоюродной сестре из рода Лу и даже уговорилась с семьей девушки. Мать Ли И была женщина строгая и энергичная, юноша не осмеливался противоречить ей, и ему оставалось лишь вежливо поблагодарить ее. Сразу же был назначен срок свадьбы.

Род Лу тоже был знатным и, выдавая дочь замуж, родители потребовали по договору миллион; меньше чем за эту сумму они не соглашались ее отдать. Семья Ли И давно уже обеднела, нужно было занять деньги, и юноша, объезжая родных и знакомых, пересек даже реки Цзян и Хуай; на поиски денег ушла вся зима. Ли И нарушил клятву и со дня на день откладывал поездку к Сяо-юй. Он не подавал о себе никаких вестей, надеясь, что она перестанет ждать. Родных и друзей своих он просил ничего ей не сообщать.

Видя, что Ли И медлит с возвращением, Сяо-юй пыталась хоть что-нибудь узнать о нем. Каждый день до нее доходили всякие пустые и противоречивые слухи. Сяо-юй обращалась к гадалкам, посещала шаманок, тревога и печаль ее все росли. Так прошло больше года. Сяо-юй чахла от тоски в своей одинокой комнате и наконец тяжело заболела. Писем не было, но Сяо-юй все еще не теряла надежды. Она одаривала родных и знакомых, чтобы получить какие-нибудь известия о любимом; на это уходило много средств, и Сяо-юй исподтишка посылала своих служанок продавать одежду и безделушки; чаще всего они ходили в лавку Хоу Цзин-сяня подле Западного рынка.

Как-то раз Сяо-юй велела служанке Хуань-ша отнести Цзин-сяню головную шпильку из пурпурной яшмы. По дороге служанка встретила старого придворного ювелира, который, увидев у нее в руках шпильку, узнал свою работу и сказал:

— Эта шпилька сделана мною. Когда-то младшая дочь князя Хо, собираясь делать высокую прическу, заказала мне шпильку и заплатила за нее десять тысяч монет. Я помню свою работу. А ты кто такая и откуда взяла эту вещь?

Хуань-ша ответила:

— Моя молодая госпожа и есть дочь князя Хо. Семья разорилась, а госпожа моя подарила свою честь человеку, который уехал в Восточную столицу и не шлет о себе никаких вестей. Прошло уже два года; от огорчения и тревоги она заболела. Теперь вот приказала мне продать шпильку, чтобы можно было одарить людей, у которых она старается получить известия о нем.

Заплакав от жалости, ювелир сказал:

— До чего же они дошли! Быть такой знатной и потерять все — что может быть тяжелее! Я уже стар и, видя такую превратность судьбы, не могу совладать с печалью.

Старик привел служанку к дочери императора и рассказал той все. Растроганная рассказом, Янь-сянь долго вздыхала и дала служанке за шпильку сто двадцать тысяч.

В это время Лу, невеста Ли И, была в Чанъани, а Ли И, собрав наконец нужные ему средства, вернулся к своей службе в Чжэнсянь. В месяц жертвоприношений [145] Месяц жертвоприношений — двенадцатый месяц по лунному календарю, когда приносят жертвы всем духам. он снова попросил отпуск, чтобы побывать в Чанъани по своим брачным делам.

Тайно поселился он в тихом, уединенном месте, чтобы люди не узнали о его приезде.

У Ли И был троюродный брат Цуй Цзю-мин, человек очень добрый. Прежде он часто бывал вместе с Ли И у Сяо-юй, пил с ними, смеялся и шутил. Каждый раз когда он узнавал что-нибудь о Ли И, он сообщал об этом Сяо-юй. Она в свою очередь часто посылала Цуй Цзю-мину дрова и одежду, и тот был очень благодарен ей. Теперь, когда Ли И приехал в Чанъань, Цуй Цзю-мин сразу же сообщил об этом Сяо-юй.

— Может ли такое случиться на свете! — воскликнула она в отчаянии.

Сяо-юй просила родных и знакомых уговорить Ли И прийти к ней. Но тот, помня, что он опоздал к сроку и нарушил клятву, и зная, что Сяо-юй безнадежно заболела от горя, стыдился своей жестокости и ни за что не соглашался пойти на свидание. Он рано уходил из дому и поздно возвращался, чтобы избежать посланцев своей бывшей возлюбленной.

Сяо-юй днем и ночью лила слезы, не спала и не ела, мечтала лишь о том, чтобы повидать любимого еще хоть раз, но не знала, как это сделать. Тоска и гнев ее росли с каждым днем; вскоре она уже не могла подняться с постели.

В это время в Чанъани постепенно стали узнавать обо всей этой истории. Люди с чувствительным сердцем и благородной душой были растроганы преданностью Сяо-юй и возмущены низким поступком Ли И.

Наступила третья луна — время веселых прогулок. Ли И с приятелями отправился в храм Высокого почитания полюбоваться на цветущие пионы. Друзья прогуливались вдоль восточной галереи и сочиняли стихи. Некий Вэй Ся-цин из Цзинчжао, близкий друг Ли И, сказал ему:

— Погода сегодня чудесная, деревья и травы в роскошном цветении. Жаль мне Хо Сяо-юй, которая горюет в одиночестве! Вы действительно жестокий человек, если смогли бросить ее. Благородный муж так не поступает. Надо бы вам задуматься над этим!

В то время как Вэй Ся-цин уговаривал Ли И, к ним приблизился мужчина богатырского сложения. Он слышал их разговор. Неизвестный был одет изящно, но скромно и держал под мышкой лук; лицом он был красив, как бессмертный дух. За ним следовал слуга — мальчик иноземного происхождения. Внезапно незнакомец сложил руки для приветствия и обратился к Ли И:

— Не вы ли господин Ли И, десятый в роду? Я сам из Шаньдуна и прихожусь вам дальним родственником по женской линии. Хоть у меня и нет литературных талантов, но я преклоняюсь перед мудростью. Много слышал о вас и давно мечтал встретиться с вами. И вот сегодня мне посчастливилось! Мое скромное жилище недалеко отсюда, там слух ваш усладит приятная музыка, к вашим услугам будет девять красивых девушек и с десяток хороших коней — все, что изволите пожелать. Очень хочется, чтобы вы удостоили меня посещением.