Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

Дождь сначала шел сильный, потом стал немного потише, и мы решились отправиться в путь. Приемная дочь, такая трогательная, следовала со мною, и глядя на нее, я чувствовала, что забываю о своих невзгодах.

Наконец мы прибыли домой. На следующий день сын вернулся со стрельбища поздно ночью. Войдя ко мне в спальню, он сказал:

— Отец мне говорит: «Глава твоего ведомства начиная с прошлого года часто заводит разговор о том ребенке, что живет в вашем доме. Она что, стала большой? Производит впечатление на мужчин?». А потом и ками спрашивал: «Господин что-нибудь изволил тебе говорить?» Я отвечал ему: «Так точно». На что он сказал мне: «Послезавтра будет благоприятный день, и я передам с тобою письмо».

«Очень странно, — подумала я, — девочка еще не такая взрослая, чтобы можно было об этом говорить». И с тем уснула.

Когда наступил назначенный день, пришло письмо. Ответ на него требовал очень большой разборчивости. В письме было написано: «Я думал об этом уже несколько месяцев, а когда решился просить о своем деле господина, мне передали так: „Об этом деле господин уже наслышан. Он согласен, чтобы теперь вы поговорили о нем непосредственно с госпожой“. Но я все еще пребывал в сомнениях и нерешительности, опасаясь, чтобы Вы не приняли меня за человека странного и самонадеянного. Кроме того, я считал, что у меня нет подходящего предлога, а на этот раз имеется даже посыльный. Поскольку помощник главы нашего ведомства служит со мною вместе, никто не сочтет странным, если я навещу его дома».

Так или иначе, написано было вполне благопристойно, а под конец значилось: «Как Вы смотрите на то, чтобы позволить услужить Вам в комнате человека, называемого Мусаси?»

Должно быть, он ожидал скорого ответа, но я послала узнать у Канэиэ — как тут быть. Однако же посыльный возвратился, сказав, что не смог передать ему мое письмо: «Случай сейчас неподходящий, у господина религиозное воздержание и еще что-то». Тем временем прошло пять или шесть дней.

Видимо, сильно нервничая, ками вызвал к себе моего сына.

— Есть одно дело, о котором нам следует срочно поговорить.

— Сейчас, сейчас, — сказал мальчик и отправил посыльного назад. Пока же собирался выехать, пошел дождь, и тут посыльный вернулся. В руках он держал письмо на тонкой красной бумаге, прикрепленное к ветке алой сливы. Смысл передавался написанным сверху словом «Исоноками»:

«Мой друг, мой друг, пожалуйте ко мне». По какой-то причине слова «мой друг» сверху были замазаны тушью.

— Как тут быть, — растерялся сын, но я напутствовала его словами:

— Вот еще задача! Скажи, что встретил посланца на дороге, да так и поезжай!

Возвратившись домой, он рассказал:

— Ками очень возмущался: «Почему вы не могли прислать мне ответ, пока я ожидал, что вам изволит сказать господин?».

Дня два или три спустя сын, наконец, отдал мое письмо отцу, и тот, по его словам, ответил так:

— Ничего неясного. Здесь говорится, чтобы я определил, что я ныне по этому поводу думаю. Ответ надо дать поскорее. Думаю, что обстановка для того, чтобы он приходил к вам в гости, еще не благоприятна. Людей, которым известно, что у вас в доме есть барышня, в общем нет. Пойдут разные кривотолки.

Я очень рассердилась, услышав этот рассказ: как же, по его мнению, стало известно о барышне, о которой никто не знает?!

Как бы то ни было, в этот же день я дала ками ответ «Поначалу я думала сразу ответить на Ваше неожиданное послание, памятуя о Ваших благодеяниях касательно моего сына. Однако Вы изволили упомянуть „господина“ по делу, которое мне показалось весьма странным, и я запросила его о нем. Господину случилось быть в дальней отлучке, поэтому я весьма долго не отвечала Вам по существу дела». В конце письма я приписала: «Мусаси, которую Вы изволите упоминать, говорит, что в ее комнату „посторонние самовольно“ не входят».

После того от ками было несколько посланий, но ни на одно из них я не отвечала, хотя и чувствовала себя при этом неловко.

Пришла третья луна. Ками через одну из свитских дам передал свою просьбу Канэиэ, и потом переслал мне его ответ. Сверху было написано: «Похоже, что Вы сомневаетесь. Вот подлинные слова, принадлежащие господину». Смотрю, там написано самим Канэиэ: «В эту луну все дни неблагоприятны. Нужно, чтобы она прошла». И добавлено: «Взгляните на календарь. Сейчас ничего не сделаешь». Я очень удивилась и подумала, что здесь вряд ли кто сверялся с календарем, скорее всего, это — изобретение того человека, что писал письмо.

Вчетвертую луну, числа седьмого или восьмого, около полудня, Канэиэ сказал мне:

— Приезжал глава дворцовых конюшен. Я велел людям из своей свиты сказать, что меня нет дома. Для того, о чем он хочет со мной говорить, еще не время.

Канэиэ стоял перед живой бамбуковой изгородью. Он, как всегда, был красив: одет в шаровары из лощеного шелка, сверху на нем было прямое одеяние, фигуру опоясывал большой меч… И когда он стоял так, а порывы ветра слегка шевелили в его руке привычный красный веер и развевали ленты на головном уборе, он был будто нарисован на картине.

Из глубины моего дома показались служанки, перешептывающиеся:

— Какой красивый мужчина! — Видны были их фигуры с шлейфами [24] Шлейфы в японских костюмах были накладными: закреплялись при помощи особого пояса. Их носили и мужчины, и женщины. Длина шлейфа зависела от ранга человека — чем выше ранг, тем длиннее шлейф. . Как раз в это время снаружи налетел порыв ветра, подул на ширму, за нее, и дамы, которые на эту ширму полагались, заспанные, неодетые, переполошились, представляя собой самое жалкое зрелище, которое я буду помнить до смерти.

Все это произошло в тот раз, когда мы ожидали нашего сына, вернувшегося после тренировки в стрельбе из лука поздней ночью. Он встал с постели совершенно заспанный и, выйдя из дверей, сказал, что дома никого нет. Из-за сильного ветра все ставни были опущены, поэтому его слова выглядели вполне правдоподобными.

Решительно поднявшись на решетчатую ограду, ками сказал:

— Сегодня благоприятный день! Принесите мне, пожалуйста, круглую циновку для сидения. Я хотел бы немного побыть здесь… — Потом глубоко вздохнул: — Совершенно напрасно приходил! — И возвратился домой.

Прошло два дня, и я послала сказать ему просто на словах:

— Прошу простить меня за то, что я отсутствовала в тот раз.

После того, как это ему передали, последовало обычное:

— Получилось очень неудачно. Как Вы отнесетесь к еще одному посещению?

Чтобы это не было похоже на приглашение, я велела передать ему: «Не покажется ли это сомнительным?». Но хотя я и не разрешила приходить, ками все-таки пожаловал к нам в сумерках, заявив: