Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

— Вы меня убиваете, матушка, — взмолился Дайань. — Да как я в такое дело стал бы вмешиваться! Я у нее и не бывал-то никогда. Матушка, прошу вас, не слушайте вы басурманку Хань. Это, небось, она языком болтает. Из-за ребят переругались, вот зло и срывает. От нее доброго не жди, а зла с три короба выложит. Легче от обвала спастись, чем от злого языка. Верно говорится: всяк внимает, да мало кто отвергает. А по правде сказать, жена Бэня Четвертого — человек добрый. По соседству живем. Она ни старого ни малого не обидит. А кого она только чаем не угощала! И что же! Всякий с ней жил, что ли! Да и живет она скромно — не больно развернешься.

— Видала я эту потаскуху — похотливые глаза! — говорила Цзиньлянь. — Сама-то с полчерепицы — коротышка. Впрочем, соедини половинки — выйдет целая. Она глазами своими похотливыми так и водит, так всякого и пожирает. Настоящая шлюха! Они с женой Хань Даого — одного поля ягода. Даже и морда у нее такая же натянутая. Сама не знаю, отчего, только я всякий раз на нее гляжу, когда должна бы отворачиваться.

Во время их разговора явилась Сяоюй.

— Вас моя матушка приглашает, — обратилась она к Цзиньлянь. — Бабушка Пань пожаловала. Просит денег за паланкин.

— Да я все время тут, — заявила Цзиньлянь. — Как она могла пройти?

— Я бабушку боковой тропинкой провел, — объявил Циньтун. — Носильщики просили шесть фэней.

— Откуда у меня серебро! — воскликнула Цзиньлянь. — Она будет паланкины нанимать, а ты за нее расплачивайся.

С этими словами Цзиньлянь удалилась в дальние покои, где и встретилась со своей матерью, но в деньгах отказала под предлогом, что у нее нет ни гроша.

— Ну в чем дело! Дай бабушке цянь серебра да в счет запиши, — посоветовала Юэнян.

— Я хозяина на грех наводить не собираюсь, — отвечала Цзиньлянь. — У него все серебро на счету. Мне на покупки выдается, а не на паланкины.

Она села. Большие глаза ее сузились. А носильщики все требовали уплаты. Юйлоу не выдержала и достала из рукава цянь серебра. Носильщиков отпустили.

Немного погодя прибыли старшая и вторая невестки У, а также старшая мать наставница. Юэнян распорядилась подать чай. Бабушка Пань удалилась в покои дочери, где та отчитала ее как следует.

— Если нет денег на паланкин, и сидела бы дома. А то нет, заявляется, видите ли. Себя, что ли показать? Да кому приятно смотреть на старую каргу!

— Откуда ж у меня могут быть деньги, дочка? — говорила в оправдание старуха. — Ты ведь мне ни гроша не дала. Я на подарки-то кое-как наскребла.

— Только и знает у меня деньги выпрашивать. Глаза свои выпучит и клянчит. А где я тебе возьму? Раз нет денег, нечего паланкины нанимать да с визитами разъезжать. Бедной родне не больно-то рады. Не ахти какая особа! И нечего тебе больно на людях выставляться. Говорят, взялся князь Гуань [1484]бобовым творогом торговать — и сам крут, и творог не укусишь. Терпеть не могу, когда пиздят и воняют. После тебя в прошлый раз я так с ними переругалась. Если б ты знала, по-другому бы рассудила. Кто мы есть? Дерьмо ослиное — только снаружи блеск, а заглянули бы внутрь — тревога и страх.

Тут бабушка Пань расплакалась.

— Матушка, чего это вы нынче бабушку обижаете? — спрашивала Чуньмэй, утешая старую женщину, которая сидела во внутренней комнате на кане. И горничная тотчас же угостила ее чаем.

Немного успокоившись, старая Пань прилегла на кан и заснула. Она встала, когда ее пригласила в дальние покои супруга У Старшего.

Только к пировавшим присоединился было воротившийся из управы Симэнь, как явился Дайань с визитной карточкой в руке.

— Его сиятельство господин Цзин, назначенный командующим юго-восточного гарнизона, пожаловали с визитом, — объявил он.

Симэнь взял визитную карточку. На ней было выведено:

«Только что назначенный командующим юго-восточного гарнизона и исполняющий обязанности инспектора речных путей комендант Цзин Чжун с нижайшим поклоном свидетельствует свое почтение».

Симэнь велел отодвинуть стол, поспешно облачился в парадное платье, надел шапку и пояс и вышел навстречу гостю.

Командующий Цзин был одет в ярко-красный халат с украшенными единорогами квадратными нашивками и препоясан отделанным золотом поясом. За ним следовала целая свита сослуживцев, писарей и чинов пониже. Симэнь предложил ему пройти в большую залу, где они, обменявшись приветствиями, заняли соответствующие места. Подали чай.

— Намедни назначение получил, — отпив чаю, начал Цзин. — Только что бумаги поступили. Перед вступлением на пост счел своим долгом выразить вам, почтеннейший сударь, мою самую искреннюю благодарность.

— От души поздравляю вас, командующий, с высоким назначением, — говорил Симэнь. — Так и должно было случиться: большому таланту — достойное применение. Приятно, что и меня озаряет блеск вашей славы. А по сему счастливому случаю мне подобает угостить вас и поздравить.

Симэнь предложил гостю снять парадные одеяния и отдохнуть за пиршественным столом. Слугам было велено накрывать стол. Цзин снова начал благодарить Симэня.

— Ваш ученик прибыл только для того, чтобы сообщить вам о назначении, почтеннейший наставник, — говорил он. — Я не нанес еще ни одного визита. Мне предстоят хлопоты. Лучше я приду к вам в другой раз за наставлениями.

Цзин встал. Но Симэнь никак не отпускал его. Он велел слугам помочь гостю раздеться. На сервированном по-весеннему, натертом до блеску столе тотчас появились вино и закуски. В жаровнях горел лучший фигурный уголь. Теплые занавеси были опущены. Из золотого кувшина струился яшмовый нектар, белыми барашками пенились бирюзовые кубки.

Только налили вино, как явился певец Чжэн Чунь с товарищем и, упав на пол перед Симэнем, отвесили земные поклоны.

— А вы что так поздно? — спросил Симэнь и обратился к Чжэн Чуню: — А это кто с тобой?

— Это Ван Сян, брат Ван Гуй.

— Тогда берите инструменты и спойте батюшке Цзину, — распорядился хозяин.

Немного погодя вышли певцы и, настроив инструменты, запели из цикла «Настало тепло, и небо прояснилось». Слуги внесли два подноса со сладостями и закусками и два жбана вина, чтобы угостить сопровождающих гостя.

— Это уж слишком! — воскликнул Цзин. — Мало того что я причинил вам беспокойство своим визитом, так вы удостаиваете угощения моих подчиненных. Не надо, прошу вас. — И Цзин велел сопровождающим отвесить хозяину земные поклоны.

— На этих днях моя жена была бы искренне счастлива пригласить вашу почтенную супругу полюбоваться фонарями, — начал Симэнь. — Надеюсь, ваша супруга почтит нас своим присутствием. Будут только свои. Ваша супруга, стало быть, и супруга свата Чжана.

— Моя жена почтет за честь получить приглашение, — отвечал Цзин. — Непременно прибудет.