Алишер Навои - Семь планет

Перепилив оковы на ногах
И дрожь и слабость чувствуя в руках,

По лестнице взобрался он, идет…
Увы, заложен тяжким камнем вход!

Ужель ему не выбраться отсель?
Кинжалом сбоку просверлил он щель,

Подкоп подвел под камень мастерски,
И каменные разорвал тиски,

И вышел из колодца наконец!
И в дальний край направил путь беглец,

Он в землю франков свой направил шаг…
Когда узнал об этом бегстве шах,

Узнал о том, как в пропасти земли
И труд и разум Зейду помогли,

Кусал от удивленья пальцы он,
И часто вспоминал скитальца он.

А Зейд все шел, не отдыхал в пути.
Он торопился, чтобы жизнь спасти.

И, множество преодолев преград,
Вступить на землю франков был он рад:

У франков не дрожал от страха он,
У франков не боялся шаха он!

В дороге сделав не один привал,
В Кустантынию странник наш попал.

В дороге он приветствовал зарю,
Дорога привела к монастырю.

Измучен странствиями, запылен,
В монастыре остановился он.

Как небосвода голубая ширь,
Был бесконечен древний монастырь,

И храм стоял светло и мирно в нем —
Не храм, а капище, кумирня в нем!

Сверкала позолота потолка,
Пол мраморный — из одного куска,

А стены — в украшениях лепных,
Горят лазурь и золото на них.

Из цельных слитков — каждая стена,
И яшмой облицована она.

Сомкнулись своды, сводам нет числа,
Как будто смотрят своды в зеркала.

Над каждым сводом — яхонт и сапфир,
Под каждым сводом — золотой кумир, —

Каменьев драгоценной красотой
Увенчан каждый идол золотой.

Туда ворота преграждали вход,
Они напоминали небосвод.

Монахи на ночь запирали храм
И снова открывали по утрам…

Придя в восторг от роскоши такой,
Как циркуль, сделав круг одной ногой,

Сказал философ, очарован весь:
«Так много вижу золота я здесь.

Так много здесь добычи даровой,
Что шаху долг я возвращу с лихвой!»

Вот идолопоклонником он стал,
Язычества сторонником он стал,

С неверными он жил, как друг и брат,
У монастырских поселился врат,

Ничем лица не выдал своего,
Стал богом каждый идол для него.

То каменным он застывал столбом,
То бил он перед идолами лбом,

Как пред единым богом мусульман.
И так искусен был его обман,

Что вскоре полюбил его народ,
В нем видя веры истинной оплот,

Избрав его, в душевной простоте,
Наставником в молитвах и посте.

Усердной службой, тяжестью вериг
Он в храме сана важного достиг.

Святыни ложной пламенем горя,
Добился он ключей от алтаря.

Теперь начнет он с капищем войну!
Едва склонялись жители ко сну, —

Привесив к кушаку от храма ключ,
Он мчался в город, словно горный ключ…

Давно, во время странствий, на пути
Двух правоверных он сумел найти,

В дни радостей — служителей своих,
В дни горестей — хранителей своих.

Но гнев и ужас их безмерным стал,
Когда товарищ их неверным стал.

С отступником у них вся дружба врозь,
Когда грехопаденье началось.

Но Зейд пошел и, разыскав друзей,
Поведал им о выдумке своей.

Те счастливы, что стоек в вере Зейд!
Обоих поселил в пещере Зейд:

В скале пещера вырыта была,
Вдавалась в море дикая скала.

Сказал: «Друзья, помочь вы мне должны.
Приборы ювелира мне нужны.

Достаньте их, я не боюсь затрат.
В пещере мы устроим тайный склад».

Друзья сумели мастеру помочь.
В пещере Зейда заставала ночь,

А утром властелин его — Сомнат,
На людях — он поклонник верный Лат.

Но лишь входил в глаза людские сон,
От глаз людских спешил укрыться он

И до утра в пещере мастерил:
Он из железа идолов творил,

Их легкой позолотой покрывал,
Друзей своей работой поражал:

От монастырского неотличим,
Был каждый идол с виду золотым!

И, довершая сходство, ювелир
Венчал камнями каждый свой кумир:

Но то не камни рдели так светло,
То было разноцветное стекло!

Сообщники, дивясь его делам,
С кумиром ночью проникали в храм,

Таясь прохожих добрых и дурных, —
С поклажею два призрака ночных!

Ощупывала идолы рука,
Искала золотого двойника

И ставила поддельного взамен.
Назад две тени двигались вдоль стен.

За ними — храм, огромный и пустой,
А с ними — идол тяжкий, золотой!

И двигались кумиры по ночам:
В пещеру — золотой, поддельный — в храм.

Никто, никто в их тайну не проник,
Так был на образец похож двойник.

За божеством таскали божество,
И в храме не осталось ничего.

Все золото светильников и чаш
Железом заменил искусник наш!

Закончив дело, заболел он вдруг:
По родине тоска — его недуг.

Когда открыл тоски причину он,
Язычников поверг в кручину он:

«Для нас отцом, подвижником ты был,
И мудрецом и книжником ты был,

Зачем стремишься к нашим ты врагам?
Или душой ты охладел к богам?»

А тот: «Я верен божествам вовек,
Но без отчизны скорбен человек.

К тому же боги приказали мне
Направить путь к моей родной стране.

Я нашу Лат умею понимать
И понял: у меня скончалась мать.

Богам усердный собеседник я.
А матери своей — наследник я.

Все золото, что накопила мать,
На нужды храма я хочу отдать.

Свершить я святотатство не хочу,
Я для себя богатства не хочу,

Но, материнским золотом богат,
К Менат и Лат я возвращусь назад.

Хотя в разлуке буду я страдать,
Но мне поможет веры благодать».