Алишер Навои - Семь планет

Ты — соименник счастья. Узнаю,
Благовеститель, красоту твою!

Сейчас ты мне расскажешь обо всем.
А хочешь — волосок за волоском —

Я сам твою же повесть изложу?
Сам о тебе всю правду расскажу?»

Упав пред старцем ниц, сказал Саад:
«Когда Лукман вещает, все молчат».

Сверкнул улыбкой старца чудный взор.
Главу склоняя, тихий разговор

Повел сердца пленяющий мудрец
О том, где гость родился; кто отец

И мать его; где вырос он; о том,
Как для гостей открыл Саад свой дом;

О том, как он ловил из уст гостей
Диковинки чудесных повестей;

Как путникам он деньги раздавал;
Как, путникам внимая, познавал

Науки совершенство; как постиг
Творения таинственный язык;

Как, выслушав слова пришельцев двух,
Он стал мечтать, и беспокойный дух

От близких и родных его увлек
В дорогу дальних странствий; как он лег

На ложе в монастырской тишине;
Как дивных птиц увидел он во сне;

Как, порицаньем вещим потрясен,
Не в силах был истолковать свой сон…

Саад внимал, надеясь и скорбя,
А старец продолжал: «Я ждал тебя.

Я сновиденью объясненье дам,
Я сновиденью воплощенье дам, —

Пойми: я цель преследую свою!
Тебе я жизнь поведаю свою.

Я некогда верховным был жрецом,
Меня считала паства мудрецом.

Во сне и наяву хотелось мне
Услышать прорицанья в дивном сне,

Мечтал избрать своим ночлегом храм,
Но мудрость преграждала путь мечтам.

И, наконец, мечтанья взяли верх.
Я голос робкой мудрости отверг.

Не сам, а силой странною влеком,
Вошел я в храм в молчании ночном.

«Вот здесь, — решил я, — будет мой ночлег!»
Сон сразу на меня свершил набег.

Открылось в этом сне моим глазам:
Сто тысяч обликов явилось в храм.

И двух существ увидел я полет, —
Ты тоже видел их, мой гость! — И вот,

Слетев ко мне с высот монастыря,
Запели обе птицы, говоря,

И первая сказала: «Будет миг —
Согнешься ты под тяжестью вериг,

Твой день погаснет, с темной ночью схож,
Обитель ты в пещере обретешь».

Другая возразила: «Кто крылат,
Пусть не скорбит. Тебя спасет Саад.

Хотя стезя к спасенью тяжела,
Перелетишь, почуяв два крыла».

Но тут, испуган речью вещих птиц,
Сон удалился от моих ресниц.

А я смущен великой смутой был,
Раздавлен я тоскою лютой был,

Я вопрошал: «Где толкователь снов?
Где благовест его правдивых слов?»

В огне я бредил и во тьме бродил,
Но толкователя не находил.

Какая мне готовится беда?
Мне вспомнилась пословица тогда,

Я повторял ее на все лады:
«Предчувствие беды страшней беды».

Меня пугало будущее зло,
И вскоре дело до того дошло,

Что я, терзаться не желая впредь,
Одно придумал средство: умереть…

Вдруг старца вижу я. То призрак был?
Но старец так похож на Хызра был,

Что я подумал: это Хызр святой!
Он в рубище облек свой стан худой,

Зеленый посох он держал в руке.
Сказал: «Не плачь, испуганный, в тоске.

Я сон твой истолкую, но сперва
Мне обещай, что все мои слова

Без отговорок примешь ты сейчас,
Исполнишь без докуки мой приказ».

Запечатлев на прахе поцелуй,
Сказал я Хызру: «Сон мой истолкуй.

Я всей душой слова твои приму,
Покорен я приказу твоему».

А тот: «Запечатлей в своем уме
Страницы мудрые Джамасп-наме.

Когда прозренья книгу ты прочтешь,
Ты повесть о самом себе найдешь.

Джамаспа слово для тебя — закон.
Прочти — поймешь, как толковать свой сон.

Но вот условье, — слух свой напряги, —
Ты знанием иным пренебреги.

Науками свой разум не дробя,
Снотолкованью посвяти себя.

Познав науки этой глубину,
Дашь толкованье ты любому сну.

Усердие твое — награда нам.
Ты должен тем, кто ночью вступят в храм

И выйдут утром, скорбью сражены,
Растолковать мучительные сны,

Утешить слабых должен ты, как врач,
Развеять их печаль, унять их плач».

Сказав, исчез. Я волю дал слезам,
Я приложил глаза к его следам.

Был след его стопы, как свет во тьме!
Я встал, пошел, раскрыл Джамасп-наме,

На той странице книгу я раскрыл,
Где обо мне провидец говорил.

И вот его слова: «В такой-то век,
В такой-то год, такой-то человек,

Чей разум высшим знаньем просвещен,
В монастыре заснув, увидит сон.

Познает пламенное горе он,
Но пусть поднимется в нагорье он.

В пещере пусть отшельником живет.
Сто лет промчит времен круговорот,

Пройдет столетье, как единый миг, —
Постигнет он значение вериг.

Благая весть придет к нему тогда.
Над ним взойдет счастливая звезда,

То есть: придет счастливый человек,
Чей путь его дорогу пересек,

Чье прозвище — Саад, чей счастлив лик,
Чей скорбный сон тяжеле всех вериг.

К пещернику придя, попросит он
Растолковать его ужасный сон.

Едва найдет желанное Саад,
Поняв свой сон и не страшась преград,

Свой сон поймет и толкователь сна,
Загадка станет для него ясна.

Он таинства небесные поймет,
Все небо мыслью быстрой обоймет,

Украсит он собой сады небес,
Проникнет ум его в труды небес;

Ничтожеством считая небосвод,
Отшельник тот над небом власть возьмет,

В пещере темной умерщвляя плоть,
Сумеет он страданье побороть.

Настолько станет дух его велик,
Сильнее плоти, всех ее вериг,

Что внидет он, не ведая оков,
В сокровищницу мудрости веков.

Вот объясненье первой части сна.
А часть вторая так объяснена:

Кто светлой мыслью к небу воспарил,
Почуял силу двух духовных крыл».

Когда проник я в смысл чудесных строк,
Пещеры я переступил порог,