Алишер Навои - Поэмы

И хоть со мной в разлуке ослабел,
Но будь, как витязь, доблестен и смел —

И мужество и твердость сохрани,
И в униженье гордость сохрани…

А если скорбь ударит камнем в грудь,
И крика ты не сдержишь — не забудь:

Закон влюбленных не нарушь, Фархад,
Блюди там клятву наших душ, Фархад!

А я, кого разлуки острый меч
На сто частей не пожалел рассечь,

Кого огонь разлуки сжег дотла,
Я — только раскаленная зола.

Но пусть душа на ста кострах горит,
Сильней огня девичий страх горит;

Не испустить на людях вздохов дым,
Не уронить слезы глазам моим!

Будь женщина, как лилия, скромна,
Будь гордою, как кипарис, она;

Пусть, как луна, сияла б красотой,
Луну хоть затмевала б красотой;

Возлюбленной она примерной будь,
Иль даже ветреной, неверной будь, —

Не дай господь ей как-нибудь попасть
В тот плен, которому названье — страсть!

Не дай любви хлебнуть ей через край,
А дашь — мечом разлуки не карай.

Огонь такой любви нет сил снести,
Нет сил, чтоб душу из него спасти.

Спасется ль слабый малый муравей
От сотни жадных, беспощадных змей?

И хворостинке ль тонкой уцелеть,
Когда ударит молнийная плеть?

О, для влюбленных много страхов есть!
Страшней всего, однако, стыд и честь:

Хоть в судорогах бейся день и ночь,
Лишился чести — утешенья прочь!

Позора избежать ведь нелегко
Той, кто в любви заходит далеко.

Пускай вздыхает так, что семь завес
Поднимутся со всех семи небес,

Но ей с лица не снять покров стыда,
Ей от людского не уйти суда…

Твоя печаль, я знаю, тяжела,
Но не подумай, что моя мала.

И все же, вспомнив о тебе, Фархад,
Свои страданья множу я стократ.

Я пленница любви твоей, и вот —
Мой стон, мой вопль пронзает небосвод.

С тобой в разлуке я забыла смех,
Мне без тебя на свете нет утех:

Венец мой царский захватил Хосров,
Мой край родной поработил Хосров;

Я и народ мой жить обречены,
Как совы, в тьму пещер заточены;

Нас всех теперь сравнял надменный враг:
Мы все рабы — царица и бедняк.

Те, кто в плену — мертвы при жизни тут,
Те, кто спаслись — от страха перемрут.

Все эти беды, весь позор, вся кровь —
Всему причиной лишь моя любовь.

Меня народ возненавидит… Ах, —
Его проклятья у меня в ушах!

Стыд перед ним терзает душу мне,
Стыд пред Бану убьет меня вдвойне…

И все-таки скажу я без прикрас:
Моих страданий будь хоть во сто раз,

Не в сто, а в тысячу раз больше будь, —
Но только б на тебя еще взглянуть, —

Клянусь, что буду я тверда, как сталь,
Что отойдет с моей души печаль!

Но и сейчас, в разлуке, в этот час,
Что горше самой смерти во сто раз,

Поскольку я еще дышу пока,
Надежду в сердце я ношу пока.

Конец тогда, когда надежды нет, —
С надеждой можно отстрадать сто лет…

Теперь я об одном тебя прошу:
Письмо, что я в смятении пишу

Пером смятенья, мертвая почти, —
Внимательно прочти и перечти

И, если хочешь облегчить мне боль,
Прислать ответ с посланцем соизволь.

Я сохраню твое письмо-привет,
Как тайный, чудотворный амулет,

Оно послужит для Ширин твоей
Охранной грамотой от всех скорбей…»

Горе и радость Ширин и Михин-Бану.
Почести Шапуру

«Письмо печали, славословьем стань
Тому, кто, взяв перо творенья в длань,

Навел на гладь вселенной свой узор,
Узор нетленный рек, долин и гор;

Кто молнией любви сверкнул — и так
Мир разделил с тех пор на свет и мрак:

Он создал силу — имя ей Любовь.
Ей, как судьбе своей, не прекословь,

И, кто ее печатью заклеймен,
Скитаться, словно атом, обречен.

Свою отчизну должен он забыть —
И горькое вино чужбины пить,

И если на чужбине кров найдет,
То скоро целый мир врагов найдет.

Но если друг ему в награду дан,
То не страшны ему враги всех стран,

Он похитительницею сердец
В письме утешен будет наконец…

Да, горный кряж страданий сплошь в гранит
Из края в край та сила превратит,

А луг любви в пустыню мук и бед. —
Влюбленным из нее исхода нет!»

Такие мысли изложив сперва
Во славу сил любви и божества,

Он, словно одержимый, весь дрожал —
И пламенную повесть продолжал:

«Всеозаряющему свету дня
Послание от дымного огня.

От терния пустыни к розе… нет, —
Терновник кипарису шлет привет!

Из преисподней ада в вышний рай —
Письмо Фархада, пери, прочитай!

Клянусь душой загубленной своей:
Тебя назвать возлюбленной своей,

Сердечным словом милая — и то
Назвать я не осмелюсь ни за что!

Да, я прослыл безумцем. Признаюсь,
С безумьем прочен у любви союз.

Но пери луноликая сама
Свела меня, несчастного, с ума.

И если б я, помешанный, в бреду
Сказал такое слово на беду,

То, да простится заблужденье мне, —
Есть, как безумцу, снисхожденье мне.

Да, я Меджнун, а ты моя Лейли,
Моя недостижимая Лейли.

Мне был приказ Лейли — и я пишу,
Заочно перед ней в пыли — пишу.