Ашвагхоша - Жизнь Будды

Тебе даю я всю страну.

Пока ты юн и одержим страстями,

Используй это, усладись,

А в зрелый возраст собери богатство,—

Когда же старость подойдет,

Когда твои способности созреют

И будешь ты как спелый сноп,

Перед тобою время развернется,

Дабы молитвенность блюсти.

Благоговейный жар в младые лета

Ключи желанья пепелит.

Когда же стар и дух желанья меньше,

Час одиночества искать.

Желать богатства в дни, когда стал старым,

То стыд, и срама мы бежим,

Но в юности, когда подвижно сердце,

Час наслажденья разделять.

Дни юности в товариществе тратить,

Исчерпать светлый разговор.

Когда ж, скопляясь, годы наползают,

Тогда молитвенность блюсти.

Тогда гасить горящих пять желаний

И в сердце радость умножать,—

Не это ль есть закон царей издревле,

Благоговейности устав?

Не это ли есть путь царей старинных,

Что на драконовой спине,

Лелея в сердце тихость ликованья,

Дошли превыспренних жилищ?

Божественные эти самодержцы,

Сияя личной красотой,

Достойно соблюли благоговейность

И в Небе взяли свой удел».

Так Бимбисара Раджа все исчерпал,

Все убеждения привел,

Но, как гора верховная Сумеру,

Царевич был неколебим.

Благопристойно Бимбисара Раджа

И кротко-миротворческою речью

К царевичу ходатайство направил,

И он ответ почтительно держал.

Глубокими, волнующими сердце,

Словами так ответствовал царевич:

«Преславный и всему известный миру,

На разум речь твоя не восстает.

Так говорить велит благоговенье,

Нет в мире обеспеченного места

Для благости,— когда ж слабеет благость,

Высокое как имя сохранить!

Достоинство, в котором достоверность,

В связи прямой находится со дружбой,—

Коль верный друг богатства не жалеет,

Сокровищем зовется он тогда.

Но быстро расточается богатство,

В любой стране он» непостоянно,

А что дают кому из милосердья,

Удвоенным вернется этот дар.

Так милосердье друг есть достоверный,

Хоть расточает, нет в том сожаленья,

Ты щедр и добр, как ведомо, и, встретясь,

Беседуем с приятственностью мы.

Рожденья, смерти, старости, болезни

Боюсь,— к свободе путь найти хочу я,

Я устранил семейственные чувства,—

Так как же я могу вернуться в мир,

К пяти желаньям, и не опасаться,

Что ядовитый змей разбужен будет,

И льдяный град посыплется свирепо,

И в лютом буду вновь сожжен огне.

Боюсь многопредметного хотенья,

Водовороты взвихривают сердце,

И пять желаний — шаткие то воры,

Что заприметят, тотчас нет того.

Сокровища любимые воруют,

И вот они, неверные, как тени,

И вот они скользят, как привиденья,

Действительность становится как сон.

Кто поглядит, на миг он это видит,

Но прочно ум схватить они не могут.

Итак, они — великие препоны,

К спокойствию испорчен ими путь.

Коль радости Небес иметь не стоит,

Что ж о людских нам говорить желаньях,

Любви безумной в них гнездится жажда,

Ты в сладости, пока не истощен:

Так дикий ветер мечет пламя выше,

Пока топливо вовсе не иссякнет,—

Нет более неправого в сем мире,

Как эти пять желаний с царством их.

Всяк, кто уступит мощности хотенья,

Усладой взят, и мертв он для рассудка.

Кто мудр, желаний этих он боится,

Страшится он пути к неправоте.

Так царь, что правит четырьмя морями

И всем, что между них, желает больше;

Так Океан, не знающий предела,

Не ведает, где стать ему, когда.

Струило Небо желтый дождь из злата,

И Манга Чакравартин меж морями

Всем правил, но вздыхал он в возжеланьи

И тридцать три он неба восхотел.

Престол свой разделил с могучим Сакрой

И умер в силу властного хотенья.

Ниаса же чрез умерщвленье плоти

Жилищ небесных тридцать три приял.

Но силою хотенья стал он гордым,

Надменничал в блестящей колеснице,

И, развалясь с небрежностью, упал он

В змеиный кладезь, прямо в глубину.

Всемирный царь, кого зовем мы Яма,

По Небесам превыспренним блуждая,

Небесную жену избрал царицей

И встал у Риши злато вымогать,

А Риши в гневе наговор сказали,

Нагромоздив на чару чарованье,

И умер он. Нет в мире постоянства,

Хотя бы для властителя Небес.

Нет края достоверного, хотя бы,

Кто в нем живет, был с сильною рукою.

Но если кто оденется лишь в травы

И ягоды как пищу изберет,

И будет пить лишь из ручьев проточных,

И с волосами длинными, как волны,

Пребудет, как молчальник, без хотений,

В конце свое алканье он убьет.

Узнай, что потакать пяти желаньям,—

То льгота, что заведомый есть недруг

Благоговейных. И тысячерукий

Могучий царь — как победить его?

Погиб от страсти сильный Риши Рама,—

Сын Кшатрии, насколько же я должен

Сильней свои удерживать хотенья?

Лишь полелей одно мгновенье страсть,—

И, как дитя, она растет проворно.

Поэтому, кто мудр, ее не терпит:

Кто захотел бы в пищу взять отраву?

Лаская хоть свою, умножишь скорбь.

Коль страсти нет, коль хоть не понуждает,—

Истоков скорби нет, ни тока боли,

И, ведая всю горечь скорби, мудрый

В истоках скорбь вытаптывает прочь.

Что в мире называют добродетель,

Есть лик иной того же злополучья,

Хотение в пределах не удержишь,

Оплошность — тут, за ней — и вся беда.

Оплошностью нагромождают гибель,

Смерть стережет на этой злой дороге,—

Кто мудр, тот, осмотрительно провидя,

Что все — мечта, не жаждет ничего.

Кто видимого хочет, хочет скорби,

Любовью будет вновь уловлен в сети,

Не видя окончательной свободы,

Пойдет вперед от боли к боли вновь.

Такой в руке кто факел жгучий держит,

Тот руки жжет: кто мудр, того бежит он.

Безумец же, кто в этом усомнится,

Все будет сердце к зною торопить.

Алкание — змеиное то жало,

И ярый гнев — змеиная отрава,

Кто мудр, тот к скорби путь, как кость гнилую,

Отбросит прочь, чтоб зубы сохранить.

Ее ли будет пробовать и трогать?

Сыны земли за то гнилое мясо,

Как стаи птиц, готовы состязаться,—

И царь за тем пройдет через огонь?

Так мы должны смотреть и на богатства:

Мудрец, коли наполнит кладовые,

Не чувствует себя благополучным,

А день и ночь как будто ждет врага.

Как человек проходит с отвращеньем

Близ скотобойни на Восточном рынке

И издали базарный столб заметит,

Так веху страсти мудрый обойдет.

Кто путь свершает морем и горами,

При хлопотах, покоя знает мало,

Кто на верхушку дерева влезает,

Чтоб плод сорвать,— и шею сломит тот.

Так и желанье, с жадничаньем вечным:

Стараются, богатства накопляют,

Придумают мучительные ходы,

Сон громоздят,— и вдруг окончен сон.