Ашвагхоша - Жизнь Будды

Как воздержанье принять,—

Все принимая как пищу,

Хочешь ли ты иль не хочешь,

В Сутры и Састры вникая,

Мир тишины возлюбя,—

Явственно ведая свойство

Страха и жадных желаний,

Членами правя умело,

Ум в безглагольном смирив,—

Ты содвигаешь печали,

Ты прикасаешься счастья,

Первая это дхиана,

Первый изведан восторг.

Первый восторг получивши

И просветленье познавши,

Внутренним ты размышленьем

Мысли единой служи.

Сорваны путы безумья,

Ум лишь от мысли зависит,

В небе, где Брама, за смертью,

Ты, просветленный, рожден.

Средство свое применяя,

Дальше идешь в просветленьи

И во вторичном восторге,

В небе Абхасвары ты.

Средство свое применяя,

Третьей дхианы доходишь,

Новое примешь рожденье

В небе Субхакристны ты.

Этот восторг оставляя,

Прямо в четвертый восходишь,

Скорби и радости бросив,

К вольности духом идешь.

Здесь ты в четвертой дхиане,

В небе ты Врихата-фаля

Это — обширное небо,

Это — вместительный плод.

Все восходя в отвлеченьи,

В мыслях держа внетелесность,

В мудрости шествуя дальше,

Бросишь четвертый восторг.

Твердо продолжив исканье,

Свергнув желание лика,

В теле почувствуешь всюду

Вольность и с ней пустоту.

То ощущенье окрепнет,

Усовершенствуясь точно,

И в пустоте развернется

Веденья полный простор.

Тишь изнутри получивши,

«Я» отпадает как помысл,

Жизнь в невещественном примешь,

Мнимость познав вещества.

Твердость зерна раздробивши,

Стебель восходит зеленый,

Птица умчится из клетки,

Мы — из телесных границ.

Выше, чем Браман, взнесенный,

Признаки тела отбросив,

Все ж ты еще существуешь,

Мудрый, свободный, вполне.

Ты вопрошаешь о средствах,

Как ускользнуть в эту вольность?

Раньше я молвил: «Узнает,

Если кто в вере глубок».

Джаигисавья, и Вридха,

Джанака, мудрые Риши,

Правды ища той дорогой,

Освобожденье нашли».

Это услышав, царевич

В духе те мысли проверил

И, досягнув до влияния

Жизней, что были пред тем,—

Снова продолжил беседу,

Так вопрошая и молвя:

«Цепь этих помыслов мудрых

Мыслью своей я вобрал.

То, что ты строишь, есть цельность,

Эти основы глубоки

И далеко досягают,

В этом я нечто узнал.

Знание взяв за причину,

Мы еще все не у цели,

Но, понимая природу,

Все разветвленья ее,

Ты говоришь- мы свободны,

Вольности мы достигаем,—

В этом законе рожденья

Новый закон есть в зерне.

Душу соделавши чистой,

«Я» возведя в очищенье,

Ты говоришь мне, что в этом

Освобождения «путь.

Если причину мы встретим

С действием вместе,— в слияньи

Этом возврат есть к рожденью,

К сложным препонам его:

В семени скрытый зародыш

Может огнем и водою,

Может землею и ветром

Видимо быть истреблен,—

Встретя же, силой стеченья,

Благоприятность условий,

Он оживет, без причины

Явной, желаньем влеком.

Также и те, что достигли

Той предположенной воли,

В помысле «Я» сохраняя,

Мысль о живых существах,

Все не достигли до цели,

Нет им конечной свободы,

Прошлое тонко влияет,

Сердце — в несчетности лет.

Ты говоришь, что свобода

От ограниченной жизни

С нами, когда мы отбросим

Самую мысль о душе.

Как же распустишь веревки,

Душу связавшие прочно?

Если ты свойствами связан,

Где же тут вольность тогда?

Гуна и гуни — два слова,

Свойство, предмет — два понятья,

Разны они в представленьи,

Но по основе — одно.

Если ты скажешь, что можешь,

Свойства предмета отнявши,

Самый предмет не разрушить,

Это же вовсе не так.

Жар от огня ты отнимешь,

Нет и огня вместе с этим,

Плоскость отнявши у тела,

Где же и тело тогда?

Свойства есть плоскость; содвинешь —

Самый предмет исчезает,

Гуна — поверхность предмета,

Гуни без гуны не быть.

Освобождение это,

Речь о котором была здесь,

Не достигает свободы,

Тело, как прежде, в цепях.

Также еще говоришь ты —

Чистое знанье есть вольность,

Если есть чистое знанье,—

Значит, и знающий есть.

Если есть знающий,— как же

Освободиться он может

От единичного «Знаю»

И от отдельного «Я»?

Если без личности знанье,

Значит, тогда познающим

Может чурбан быть и камень,

Тем, кто свершает,— конец.

Что мне здесь Арада молвил,

Сердце не сделало сытым,

Мудрости нет здесь вселенской,

Лучшего должен искать».

Путь свой направил он к Удре,

«Я» было снова в беседе,

«Мысль» и «He-мысль» обсудили,

Топь безысходной была.

Если возможность возврата

Не устранить от живого,

Освобождения нет здесь,

В цепи — повторно звено.

Удру царевич оставил,

К поискам путь свой направил,

В Гайю пришел он на Гору,

Где умерщвляется плоть.

Было там место, чье имя —

Пыточный Лес Уравильва,

Пять там подвижников, Бхикшу,

Раньше сошлись до него.

Как этих пять он увидел,

Чувства свои обуздавших,

В роще подвижничеств точных

Путь совершающих свой,

Мирных, спокойных, довольных,

Над Найраньджаной-рекою

Место близ них Бодгисаттва

Выбрал и в мысли вступил.

Ведая, сколь он упорно

Сердцем искал избавленья,

Бхикшу ему предложили

Ряд преклоненных услуг.

Знаки вниманья приявши,

Истово занял он место,

Как человек, что намерен

В благоговеньи пребыть.

К средствам прилежно прибег он

Для избежанья болезни,

Путь, чтобы старости минуть,

Путь, чтобы смерть победить.

Сердце свое обратил он

На умерщвление плоти,

На воздержанье от страсти,

Мысли о пище отверг.

Пост соблюдал он, какого

Не соблюсти человеку,

Был в безглагольной он мысли,

Шесть продолжал так годов.

По конопляному только

Зернышку ел каждодневно,

Тело его исхудало,

Тонкий и бледный он стал.

Все он искал пресеченья

Необозримого моря,

Думал все глубже, как можно

Смерть и рожденье стереть.

Мудрости сеть расчленяя,

Делая путь совершенным,

Все же он в этом не видел

Освобожденья еще.

Духом был волен, а телом

Легок, воздушно-утончен,

Имя его воссияло,

Славой он был вознесен,—

В нежной лазури означась,

Серп новолуний так светит.—

Кумуда, цвет сокровенный,

Так изливает свой дух.

Был господин того места;

Дочери, девы-царевны,

Обе пришли, чтоб увидеть

Этот измученный лик.

Он был иссохший и тонкий,

Словно увядшая ветка,

Круг шестилетья свершился,

Точка замкнула тот круг.

Муку рожденья и смерти

Он созерцал неотступно,

Здесь не увидел он средства

Вызвать взнесенный восторг.

Путь умерщвления плоти

Не был и средством тем прежним: