Идзуми Сикибу - Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник

Вот что ответила на это я:

104

Похоже, вы упустили из виду…»

На днях, когда принц приехал ко мне, я отказалась с ним встретиться, сказав: «Есть тому преграды…», но он, как видно, не помнил…

105

написала я. А принц — похоже, он и в самом деле успел забыть — ответил так:

106

Тогда я написала:

107

В тот день он опять приехал в сумерках, а так как мой дом находился в запретном направлении [189] 90 «…а так как мой дом находился в запретном направлении…» — см. коммент. 38. , тайно увез меня с собой.

На этот раз, пережидая неблагоприятные сорок пять дней, принц изволит пребывать в доме своего двоюродного брата Самми. Я говорила, что неприлично мне ехать в совершенно чужой дом, но принц настоял на своем. Распорядившись, чтобы карету вместе со мной ввели в каретник, где никто не мог меня увидеть, он ушел в дом, а я осталась в карете, дрожа от страха. После того как все отошли ко сну и дом затих, принц пришел ко мне, о многом говорил со мной, клялся в верности. Вокруг ходили ничего не подозревавшие сторожа. Рядом, как обычно, были только Укон-но дзё и Кодонэри. Постепенно приходя во все более умиленное состояние духа, принц изволил даже подосадовать о тех днях, когда не выказывал мне особого внимания — ну можно ли, право, быть таким своенравным! Когда рассвело, он отвез меня домой и поспешил обратно, дабы успеть вернуться прежде, чем проснутся его домашние. Утром от него принесли письмо:

108

Я ответила так:

109

«Право, не довольно ли упрямиться, делая вид, будто мне невдомек, сколь незаслуженно велика благосклонность принца? Пожалуй, в моей жизни нет ничего более значительного…» — подумала я и вот решилась переехать к нему. Некоторые не на шутку озабочены и тщатся предостеречь меня от этого шага, но я пропускаю их наставления мимо ушей. «Моя жизнь безотрадна, так лучше уж покориться судьбе», — иногда думаю я. Конечно, положение придворной дамы никогда не было мне по сердцу, мне скорее хотелось поселиться где-нибудь среди утесов [191] 92 «…хотелось поселиться где-нибудь среди утесов…» — Идзуми Сикибу имеет в виду стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 952: «Куда мне идти? // Средь каких утесов я должен // Теперь поселиться, // Чтоб ничего не слышать // О горестях этого мира». , но могу ли я быть уверена в том, что это положит конец моим злоключениям? Если же нет, что станется со мною? Люди не преминут истолковать мой уход от мира как очередную прихоть… Пожалуй, лучше всего смириться и жить по-прежнему… Сообщаться с отцом, с единоутробными [192] 93 «Сообщаться с отцом, с единоутробными…» — отец Идзуми Сикибу, Оэ Масамунэ, был в то время действительно еще жив, мать же скорее всего уже скончалась. Что касается «единоутробных», то слово «харакара», которое использует Идзуми Сикибу, может означать как сестер, так и братьев, к тому же оно может быть истолковано как во множественном, так и в единственном числе. Во времена Хэйан женщины были связаны со своим родным домом более крепко, чем с домом мужа, хоронили их тоже в родительской могиле, поэтому ощущение близости с единоутробными братьями и сестрами было очень велико. Были ли у Идзуми братья, не установлено, но сестры были, по крайней мере, одна. Если женщина принимала постриг, она либо уходила из родного дома и поселялась отдельно, либо оставалась жить в прежнем жилище, но при этом даже со своими родными уже не могла общаться непосредственно. , наблюдать, как растет та, которая осталась мне на память о прошлом… [193] 94 «…которая осталась мне на память о прошлом…» — речь идет о дочери Идзуми Сикибу от Татибана Митисада, известной под прозванием Косикибу-но найси. Она была придворной дамой императрицы Дзётомон-ин (Фудзивара Сёси, супруга императора Итидзё), скончалась в 1025 году. Была известной поэтессой, ее стихи есть во всех поэтических антологиях после «Госюивакасю» (1086). Подобные мысли укрепили меня в моем решении, и я больше не отвечаю на письма, которые присылают мне разные любострастники, велю передавать всем, что меня нет дома. Их внимание мне и впрямь ни к чему! Постараюсь хотя бы теперь, пока еще не переехала в дом принца, оградить себя от оскорбительных пересудов! Когда я буду рядом с ним, он так или иначе сможет наконец удостовериться…

От принца принесли письмо. Открыв его, я не обнаружила там многословных сетований на собственную глупость — мол, как я мог, несмотря ни на что, доверять вам… В письме было всего несколько слов: «Не знаю, как ты…» [194] 95 «Не знаю, как ты…» — цитируется стихотворение Аривара Мотоката из антологии «Кокинвакасю», 630: «Не знаю, как ты, // Но я досадую, слыша, // Как люди злословят. // Потому-то всем говорю — // Никогда с ней не был знаком…» Эти слова поразили меня в самое сердце, я была близка к отчаянию. Люди и раньше распускали обо мне всякие вздорные, пустые слухи, однако я оставляла их без внимания: «пусть себе болтают, разве есть средство избавиться от напраслины?» Однако в письме принца сквозила явная озабоченность, и я огорчилась, подумав: «Ведь кое-кто наверняка успел проведать о моем намерении, еще немного, и я стану всеобщим посмешищем…» И даже не стала ему отвечать. А пока я, чувствуя себя оскорбленной и теряясь в догадках: «Что же ему такого на меня наговорили?» — не писала к нему, принц, как видно, полагая, что его слова повергли меня в замешательство, прислал новое письмо:

«Вы даже не отвечаете? Отчего? Я готов поверить… Как же переменчиво ваше сердце! А ведь я просто имел в виду: “Коль сердца стремятся друг к другу… [195] 96 «Коль сердца стремятся друг к другу…» — цитируется стихотворение Исэ из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Пусть людская молва // Оплетает. Морские травы// Срезает рыбак. // Коль сердца стремятся друг к другу, // Что нам за дело до мира?» ” Пусть все эти слухи и не лишены оснований…»