Цанг Ньон Херука - Поющий о свободе. Жизнь великого йогина Миларепы

Сам великий поэт и отшельник хоть и не отрицал своей преемственности от Домби Херуки, все же избегал лишних разговоров о воплощениях, cчитая, что это может лишить вдохновения обычных людей. Он говорил: «Дхарма настолько эффективна, что даже такой великий грешник, как я, благодаря уверенности в карме, последовательному отказу от целей мирской жизни и особенно за счет искренней преданности медитации, вошел на ступень, близкую к Просветлению. И уверяю вас, если вы получите посвящение и тайные поучения, которые приносят спонтанное пробуждение, не омраченное концепциями, и если будете потом медитировать под руководством просветленного ламы, то вы, несомненно, достигнете Просветления».

Е. Леонтьева,

кандидат исторических наук

Итак, родившись среди снегов Тибета, в самом начале жизни Учитель страдал от невзгод сансары, подобных неистовому пламени.

Он вступил на путь прекращения страданий, и даже на мгновение не возникло в нем устремленности к блаженству высших сфер Брахмы и Индры. Упражняясь в отреченности, он был захвачен видением лотосовых качеств Освобождения и всеведения.

Чтобы отдать тело и жизнь во благо Дхармы без малейшего страха и колебаний, он практиковал доверие, усердие, высшую мудрость и сочувствие.

В середине жизни Мила следовал за святым Ламой и в горном уединении обретал опыт, вкушая нектар устных наставлений Учителя. Он связал все свои мешающие эмоции, и взошли ростки опыта и постижения.

Решительно отбросив умом все мирское, он крепко держал победное знамя медитации. Благодаря этим чрезвычайно благоприятным условиям он подстегивал к практике удачливых последователей, свободных от лени и привязанности к мирским явлениям.

Йидамы и Дакини, за которыми он следовал, рассеяли все помехи на пути. Извлекая наивысшее благо из Учения Будды, он распространял его, взращивая опыт и постижение, и стал абсолютным мастером Дхармы.

Он довел до совершенства свою преданность непревзойденной линии преемственности и потому познал тайные наставления сочувственных учителей. Он унаследовал бесчисленные передачи и овладел признаками благословения, не имеющего себе равных.

Он широко породил в себе наивысший Просветленный настрой и произносил слова Будды даже в уши тех, кто из-за сильных потрясений не обладал добрыми кармическими склонностями. Едва звучало его имя, их восприятие менялось: они трепетали, и волосы на их телах поднимались от преданности, а на глаза наворачивались слезы.

Породив семя Пробуждения, ученики могли найти убежище от всеобъемлющего страха перед сансарой и нижними мирами.

Крепко держа в уме важнейшие моменты пути вестниц тайной мантры, побуждаемый небесными танцовщицами, Мастер породил блаженство «мудрости радости», и Дакини стали ему друзьями на пути осуществления.

В конце пути он полностью рассеял две завесы и отбросил все, что нужно было отбросить. Он подошел к черте исчерпания явлений и событий в их первоначальной чистоте. Все наилучшие качества – сочувствие, мудрость и все остальные – он довел до совершенства и благодаря этому стал самовозникшим Буддой.

Он свободно держался во время дебатов c носителями разных доктрин, буддийских и небуддийских, и в этих спорах проявился как навершие знамени победы.

Быстро осуществив непревзойденный путь Алмазной колесницы, он полностью обрел опыт и постижение.

Величественные Даки и Дакини разнесли его неизменную славу во всех десяти направлениях этого мира.

Нисходящая радость, протекавшая в его теле к пальцам ног, и восходящая радость, поднявшаяся к макушке, породили абсолютную радость обретения плода.

Сами собой распутались тонкие и грубые узлы в трех важнейших энергетических каналах, открылись четыре чакры. Так Мастер полностью овладел сущностью центрального канала.

Поэтому он беспрепятственно открыл для себя наивысший смысл Трех корзин, двенадцати разделов сутр и четырех классов тантр и облек его в ваджрные песни постижения.

Весь явленный мир он переживал как Состояние истины, без сомнений и цепляния.

Он изучил внутреннее осознавание ума, и потому все внешние явления и обусловленные вещи возникали для него как духовные тексты.