Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Сокровищницы, радуясь, открыл он,
Бойцов Бахрама щедро одарил он,

И палицей владевших, и мечом,
Бахраму он не отказал ни в чем.

Восторгом и надеждою объятый,
Шах произвел огромные затраты,

Велел пригнать в столицу табуны,
Коней раздать защитникам страны.

Сказал военачальнику властитель:
«Слыхал ли ты, мой опытный воитель,

О всадниках, оружье и слонах,
Которыми владеет Совашах?

Слыхал ли, что сама земля трясется
Под войском вражеского полководца?

Из воинов, что мой хранят престол,
Двенадцать тысяч только ты нашел,

Достойных своего вооруженья.
Не слишком ли их мало для сраженья?

Притом, взамен горячих, молодых,
Сорокалетних выбрал ты одних…

Бахрам, твои поступки непонятны!»
Ормузду отвечал искусник ратный:

«О шах, владыка мира, светоч глаз!
Слыхал ли ты старинный тот рассказ,

Что древние властители вначале
Себе в друзья удачу избирали,

Поэтому, чтоб стать врага сильней,
Немного требовалось им друзей.

Я к этому старинному рассказу
И доказательства прибавлю сразу,

Коль соизволит мне мой шах внимать.
Известно, что бесчисленную рать

Увидел Кай-Ковус в Хамоваране.
Тогда Рустам повел на поле брани

Двенадцать тысяч всадников, и спас
От плена Кай-Ковуса в добрый час.

Гударза вспомню я Кишвадагона:
Двенадцать тысяч под свои знамена

Лихих бойцов привел отважный муж,
Чтоб отомщен был славный Сиавуш.

Исфандиор держался тех же правил, —
Двенадцать тысяч всадников возглавил.

Его бойцы верхом на скакунах
Арджаспа крепость превратили в прах.

О шах, внемли тому, кого возвысил:
Двенадцать тысяч — лучшее из чисел.

Мы в большем не нуждаемся числе,
Чтоб службу сослужить своей земле.

«Ужель, — еще спросил ты, благородный, —
Одни сорокалетние пригодны?»

Сорокалетний опытен боец,
Он доблести военной образец,

Всегда на поле брани стоек духом,
Не верит клевете и вздорным слухам.

Подверженный превратностям судеб,
Он помнит властелина соль и хлеб,

Он в трудный час не бросит полководца,
К противнику спиной не повернется.

Суровый, зрелый воин видел свет.
Не столь печалится он в сорок лет

О детях, о жене своей, о доме,
Не предается сладостной истоме.

А юноша нетерпелив, горяч,
Он весь в плену обманчивых удач,

Отходчив он, не накопил он гнева,
Нет у него ни дома, ни посева,

Нет ни детей, ни любящей жены,
Он не прельщен добычами войны.

Победа улыбается дружине, —
Он скачет, преисполненный гордыни,

Победа улыбается врагу, —
Бежит и меч бросает на бегу.

Поступки неразумные творит он
Затем, что жизнью разум не испытан».

Услышав речь Бахрама, властелин
Расцвел от счастья, как цветы долин.

Сказал ему: «Иди, надень доспехи
И покажи двору твои успехи».

Бахрам склонился пред царем, затем
Потребовал кушак, румийский шлем,

В военные одежды облачился,
И скакуна, что в битвах отличился,

Одел железным панцирем Бахрам,
Аркан к седельным привязал ремням,

Построил рать на площади открытой.
Ормузд на площадь поскакал со свитой.

Бахрам подъехал на гнедом коне,
В румийском шлеме, с палицей, в броне,

И попросил у шаха разрешенья
Начать перед походом упражненья.

Шах осчастливил войско похвалой.
Он видел: каждый всадник удалой

Владеет с ловкостью мечом и луком,
Обучен трудным воинским наукам.

Велел он знамя передать бойцам.
Скакал под этим знаменем Рустам,

То знамя реяло над полем боя,
Явив дракона тело голубое.

Вручил его Бахраму шахиншах
И молвил так, с улыбкой на устах:

«Мой благородный, многомощный воин!
Ты будь Рустама знамени достоин,

Душою чист, в бою неукротим, —
Клянусь, — Рустамом станешь ты вторым!»

Приняв благоговейно это знамя,
Прославленное смелыми сынами,

Воздал хвалу властителю Бахрам.
На этом смотр окончился бойцам.

Взвилось дракона голубое тело,
Все разошлись, и площадь опустела.

Когда блеснула из-за гор заря,
Как щит героя издали горя,

Пришел военачальник к властелину,
Сказал: «Сейчас в поход я войско двину,

Но в ком найду опору в трудный миг?
Я только милостью твоей велик,

Я прибыл, твоему послушный кличу,
Ничем иным себя не возвеличу.

Мне нужен опытный, ученый муж,
Притом, чтоб не был он из робких душ».

Сказал Ормузд: «Возьми писца Мехрана.
Ступай, да будет жизнь твоя сохранна».

Двенадцать тысяч двинулись на рать,
Чтобы врага настичь и покарать,

А впереди скакал, как лев бесстрашен,
Бахрам, защита городов и пашен.

На поле боя полетел храбрец, —
Вернулся миродержец во дворец.

Решил с визирем он вступить в беседу,
И так он молвил своему мобеду:

«Он победит и станет знаменит.
Скажи, а что потом он совершит?

Визирь, на мой вопрос ответствуй прямо!»
Сказал мобед: «О шах! Бойцы Бахрама

Противника осилят на войне,
И ты победу заслужил вполне,

Но в день победы бойся полководца:
Бахрам от шахиншаха отвернется».

Мобед явил царю отвагу льва,
Когда он эти вымолвил слова.

Сказал Ормузд: «Ты клеветать не вправе, —
Отраву прибавляешь ты к отраве!

Перед Бахрамом буду я в долгу,
Когда он учинит разгром врагу:

Достоин будет он венца и трона!
Я говорю, и слово непреклонно:

Коль Совашаха победит храбрец,
Я дам ему и царство, и венец!»

Когда мобед слова царя услышал,
Он закусил губу и молча вышел.

Но горький яд сомнения познав,
Покой утратил властелин держав.