Клаудия Отт - 101 ночь. Утерянные сказки Шахразады

Она сказала: «Ах ты, мерзкий негодяй!»

а так:

«Ах ты, мерзкий негодяй!» – накинулась она на юношу.

Терпкий шарм «Ста и одной ночи» заключается именно в том, что арабский текст сформулирован коротко и ясно и все излишнее, что кажется необязательным для понимания, остается за его пределами. Поскольку аудитория, на которую была рассчитана рукопись оригинала, приносила с собой другие предпосылки, чем мы, теперешние читатели с Запада, то возникают пробелы в понимании. Эти пробелы я закрывала в переводе только там, где они были настолько велики, что возникала угроза ложных выводов с отягчающими последствиями. В большинстве таких мест достаточно было одного-единственного слова, чтобы восполнить этот пробел. Чаще всего этим словом было логическое подлежащее в предложении. Как это и принято в арабской литературе, «Сто и одна ночь» легко обходится без подлежащего-существительного и вместо этого оперирует местоимениями. В целых отрывках текста мы читаем только «он» – «он» – «он» – «она» – «он» и т. д., даже там, где речь идет о разных протагонистах, которые часто меняются. Редуцированный таким образом язык мешает пониманию при чтении и прослушивании. И здесь я время от времени снова вставляла подлежащее.

Оригинал:

Он поздоровался, и я сделал то же самое. Он снова поздоровался, но из его приветствия я не смог разобрать ни слова.

Перевод:

Камергер поклонился в знак приветствия, и я поступил так же.

Самая значительная вставка в текст касается отрезка в прологе: привлекательный юноша из Хорасана должен до отъезда в Индию жениться на своей двоюродной сестре. Однако в начале текста ничего не говорится о том, что его будущая супруга является его двоюродной сестрой. Немного позже речь, естественно, пойдет о его двоюродной сестре, однако без упоминания о том, что это его жена. Те, к кому адресовался оригинал, несомненно, знают, что обычаи заключения браков с двоюродной сестрой со стороны отца подразумевались как нормальное явление. В противоположность этому для сегодняшней читательской аудитории соответствующее место в переводе необходимо обязательно дополнить, потому что иначе продолжение действия было бы просто непонятным.

Оригинал:

Господин мой, – молвил хорасанец, – скоро предстоит его свадьба, и он не может отправиться в путешествие раньше, чем проведет один год.

Перевод:

Господин мой, – молвил хорасанец, – скоро состоится его свадьба, и он не может отправляться в путь, пока не проведет один год с обрученной с ним девушкой, его двоюродной сестрой.

В «Ста и одной ночи» выступают различные властители: царь Индии, персидские императоры, множество более мелких царей и князей, а также несколько халифов, известных из историографии. Халифы носят в «Ста и одной ночи» обычный для халифов титул «повелитель правоверных» ( амир аль-му’минин ). Но уже при следующем их появлении они по ходу действия именуются титулом «царь» ( малик ), очень редко «князь» ( амир ).

Оригинал:

…что у повелителя правоверных, Абдальмалика ибн Марвана, был визирь по имени ибн Абилькамар. Он был умным и опытным человеком и сведущим во всех науках. У царя он пользовался большим уважением. Поэтому потомки Умаи завидовали ему. Они доносили царю гнусные слухи о нем…

На первый взгляд это необычно. Халифы и цари в исторической литературе строго разделены. Вышестоящий правитель всегда халиф; цари были нижестоящими местными правителями, «царь» часто было даже критическим обозначением светских властителей, не обладавших религиозной легитимацией. Как же мы можем объяснить этот феномен?

Кажущийся перелом в титуле властителя происходит, очевидно, из-за определенной повествовательной рутины. «Цари» являются главными носителями действия в большинстве историй из «Ста и одной ночи» . По ходу повествования могло произойти как бы незаметно, что титул «халиф» в «Ста и одной ночи» был заменен на значительно более часто употребляемый титул «царь». Однако при переводе необходимо обращать внимание на то, чтобы не возникало впечатления, что под словом «царь» подразумевается какая-то новая фигура или какой-то альтернативный, возможно, исторически релевантный титул халифа. Поэтому в каждом случае там, где однозначно имеется в виду халиф, но стоит «царь», я вместо слова «царь» вставляла нейтральное слово «властитель» или для соблюдения однозначности также полностью возвращалась к «халифу».

Перевод:

…у повелителя правоверных, халифа Абдальмалика ибн Марвана, был визирь по имени ибн Абилькамар. Он был умным и опытным человеком, сведущим во всех науках. У своего господина он был в большом почете. Поэтому потомки Умаи завидовали ему. Они доносили халифу гнусные слухи о нем…

Кроме того, необходимо пояснить, почему цари и халифы позволяют в переводе обращаться к ним на «ты», а не на заимствованное из придворного обихода «вы». Здесь оригинал устанавливает совершенно четкие нормы. При обращении не делается различий между формами доверительного отношения и вежливого отношения. Обращения на «вы» в арабском языке не существует вовсе, использование второго лица множественного числа вошло в употребление довольно поздно и только зачаточно. В «Ста и одной ночи» оно встречается лишь один раз, где я его верно передаю в переводе. Во всех остальных случаях, невзирая на любые различия в ранге и возрасте, все последовательно обращаются друг к другу на «ты».

При той огромной дистанции, которая отделяет текст оригинала от нас, сегодняшних читателей, вряд ли стоит удивляться тому, что в нем можно обнаружить что-то, для обозначения чего в мире нашего языка и нашего мышления не имеется точных понятий и представлений.

В «Ста и одной ночи» это в первую очередь относится к теме «жизнь бедуинов». Многочисленные сцены в историях из «Ста и одной ночи» разыгрываются в шатрах и лагерях арабских кочевников или бедуинов ( ‘араб ). Более подробных объяснений о том, где они размещаются географически, нет. Преимущественное значение для перевода имеет то, нужно ли понимать слово ‘араб как «араб» или как «бедуин», так как оно может означать и то, и другое [49].

Какое же решение найдено в данном переводе? Повсюду там, где термин ‘араб однозначно указывает на жителей пустыни или тем более дает такие принятые в арабской литературе характеристики бедуинов, как, например, кочевое скотоводство или склонность к грабежу и нападениям, оно переводилось словом «бедуины».