Ибн Хазм - Ожерелье голубки

Я знаю состоятельную женщину, обладательницу рабынь и слуг. Про одну из ее невольниц разнеслись слухи, что она любит юношу из родных ее госпожи, и он ее тоже любит, и что между ними происходят дурные вещи. И владелице девушки сказали: — Твоя невольница, такая-то, знает об этом, и дела их известны ей в точности, — и ее госпожа взяла эту девушку (а она была сурова при наказании) и заставила ее вкусить всевозможные побои и мучения, подобных которым не выдержат и стойкие мужчины. Она надеялась, что невольница откроет ей что-нибудь из того, о чем ей говорили, но девушка совершенно не сделала этого.

Я хорошо знаю одну благородную женщину, хранящую в памяти книгу Аллаха, великого, славного, благочестивую, обратившуюся к благу. Она завладела письмом одного юноши к девушке, которой он увлекался (а юноша не был подвластен этой женщине), и осведомила его об этом деле. И хотел он отрицать, но это ему не удалось, и женщина сказала: — Что с тобой! Кто же от этого защищен? Не думай об этом! Клянусь Аллахом, я никогда никого не осведомлю о вашей тайне, и если бы ты мне дозволил купить эту девушку для тебя на мои деньги, даже если бы охватило это их все, я бы, право, поместила ее для тебя в такое место, где бы ты мог с ней сблизиться, и не знал бы об этом ни один человек.

Ты часто видишь женщину праведную, уже пожилую и пресекшую надежды на мужчин, и самое приятное для нее дело, на которое легче всего можно ожидать ее согласия, — это постараться выдать сироту замуж и одолжить свои платья и украшения небогатой невесте. Я не знаю иной причины власти этого свойства над женщинами, кроме того, что мысли их ничем не заполнены, исключая сношений и побуждений к ним, любовных стихов и их причин и любви с ее проявлениями. У них нет дела, кроме этого, и они не созданы ни для чего другого; мужчины же делят свое время между наживой денег, близостью к султану, стремлением к науке, заботами о семье, тяготами путешествий, охотой, всевозможными ремеслами, ведением войн, участием в смутах, перенесением опасностей и устроением земель — все это уменьшает праздность и отводит от путей суеты.

Я читал в жизнеописаниях царей чернокожих, что владыки их поручали своих женщин верному человеку, и тот задавал им повинность — прясть пряжу, — которой они были заняты весь век, ибо их цари говорят, что, когда женщина остается без дела, она только тоскует по мужчинам и вздыхает по сношениям.

Я видел женщин и узнал из их тайн то, что едва ли знает кто-нибудь другой, так как я был воспитан у них на коленях и вырос перед руками их, никого, кроме них, не зная, и стал проводить время с мужчинами только в пору юности, когда обросло у меня лицо. Женщины научили меня Корану, заставили запомнить множество стихов и обучили меня письму.

И была у меня лишь одна забота и дело для ума, едва только стал я понимать, будучи в годах раннего детства, — узнавать женские дела, искать о них новостей и получать сведения об этом. Я ничего не забываю из того, что вижу от женщин, и причиной этому великая ревность, свойственная мне от природы, и подозрительность к женщинам, с которою был я создан. Я испытал из-за них немалое, и это встретится и будет разъяснено в своих главах, если захочет великий Аллах.

Одно из бедствий любви — соглядатай, и поистине, это скрытая горячка, и неотвязное воспаление, и угнетающая мысль. Соглядатаи делятся на несколько видов, и первый из них тот, кто надоедает без умысла, сидя в том месте, где встретился человек со своей возлюбленной, и решили они высказать затаенное, и открыть друг другу страсть, и уединиться для беседы. Такое свойство причиняет любящему столько тревоги, сколько не причинит и нечто более тяжкое, и подобное обстоятельство, хотя оно и быстро прекращается, все же препятствие, вставшее на пути к желаемому, и пресекает оно обильные надежды.

Я видел однажды в одном месте двух влюбленных, которые думали, что находятся там одни. Они приготовились сетовать и наслаждались одиночеством, но это место не было недоступно, и сейчас же появился перед ними человек, которым они тяготились. И он увидел меня и свернул ко мне и долго сидел со мною, и если бы видел ты того влюбленного, на лице которого видимая печаль смешалась с яростью, — поистине, видел бы ты диво. Я скажу об этом отрывок, где есть такие стихи:

Затем бывает соглядатай, который заметил кончик дела влюбленных, и услышал кое-что об их поведении, и хочет доискаться в этом истины, и постоянно сидит он с ними, и подолгу просиживает, усердно следя за движениями любящих, наблюдая их лица и считая их вздохи. Подобный человек враждебнее смерти, и я знаю влюбленного, который хотел броситься на соглядатая с такими свойствами. Я скажу об этом отрывок, где есть такие стихи:

Затем бывает соглядатай над любимой, — тут нет другой хитрости, как умилостивить его, и если сделаешь его довольным, то это предел наслаждения. Такой соглядатай — тот, о котором упоминают поэты в своих стихотворениях, и я видел человека, который так тонко сумел умилостивить соглядатая, что соглядатай против него стал соглядатаем за него, и притворялся он невнимательным в час невнимания, и защищал влюбленного, и старался для него. Я говорю об этом:

Я скажу еще отрывок, где есть такой стих:

Я знаю человека, который поставил над тою, о ком заботился, соглядатая, внушавшего ему доверие, и был этот соглядатай для любимой величайшим из бедствий и корнем испытаний ее.

Если же нет с соглядатаем хитрости и не находишь пути, чтобы умилостивить его, — нельзя желать ничего, кроме неслышного знака глазом или иногда бровью и осторожного намека словами, — в этом есть наслаждение и достаточная, до времени, польза, которою удовлетворяется тоскующий. Я скажу об этом стихотворение; вот начало его: