Ален-Рене Лесаж - Хромой бес

Предлагали разные каверзы и, наконец, остановились на следующей. Решили, что Ипполита притворится, будто любовь Фабрисио трогает ее, и как-нибудь ночью назначит ему свидание в замке, якобы желая утешить несчастного, которому дон Томас отказал в ее руке. Когда прислужница мавританка впустит Фабрисио, подосланные люди застанут его с ней наедине и силой принудят на ней жениться.

Сестра Ксараля сначала согласилась на этот обман. Ей казалось, что предложением человека столь низкого звания задета ее честь. Но дух гордыни скоро уступил место жалости, или, вернее, любовь внезапно восторжествовала в сердце надменной Ипполиты.

С этого дня все стало представляться ей совсем в ином свете; теперь она находила, что низкое происхождение Фабрисио вполне вознаграждается его прекрасными качествами, и ей уже казалось, что это человек, вполне достойный ее любви. Обратите внимание, сеньор студент, какую глубокую перемену может произвести страсть: та самая девушка, которая воображала, будто даже принц крови едва ли достоин обладать ею, вдруг влюбляется в сына землепашца, и она уже в восторге от его притязаний, которые прежде считала для себя позором.

Ипполита отдалась увлекавшей ее склонности и вместо того, чтобы способствовать мести брата, завела с Фабрисио тайные сношения при посредстве мавританки, которая иногда впускала его ночью в комнату своей госпожи. Но дон Томас заметил, что происходит что-то подозрительное, и стал недоверчиво относиться к сестре; он начал наблюдать за ней и вскоре убедился собственными глазами, что, вместо того чтобы помогать исполнению намерений родни, она им препятствует. Дон Томас немедленно сообщил об этом двум своим двоюродным братьям. Те вскипели гневом и завопили: «Мщение, дон Томас! Мщение!» Ксараль, который в данном вопросе не нуждался в поощрении, ответил им с чисто испанской скромностью, что они увидят, как он умеет действовать шпагой, когда надо отомстить за поруганную честь; затем он попросил их прийти к нему с наступлением ночи.

Они все исполнили в точности. Ксараль ввел их в дом и спрятал в маленькой каморке так, что никто их не заметил. Он оставил их там, сказав, что вернется, как только любовник войдет в замок, если он осмелится это сделать. Но Фабрисио действительно пришел: злому року угодно было, чтобы наши любовники выбрали для свидания именно эту ночь.

Дон Фабрисио был со своей любимой Ипполитой. Они в сотый раз повторяли друг другу одно и то же, — слова, всегда сохраняющие прелесть новизны, — как вдруг их беседа была прервана подстерегавшими их дворянами. Дон Томас и его приспешники храбро набросились втроем на дона Фабрисио, и тот едва успел принять оборонительное положение. Сообразив, что они хотят его убить, Фабрисио дрался ожесточенно и ранил всех троих; отбиваясь и отступая, он добрался до двери и убежал.

Дон Томас понял, что враг от него ускользнул, безнаказанно обесчестив его дом; тогда он обратил всю свою ярость на несчастную Ипполиту и пронзил ей сердце шпагой, а двое родственников, удрученные неудачей заговора и израненные, возвратились домой.

— Остановимся здесь, — продолжал Асмодей. — Когда все пленники пройдут, я окончу эту историю. Я расскажу вам, как суд отобрал у Фабрисио все имущество, признав его виновником этого злополучного происшествия, и как Фабрисио имел несчастье попасть в неволю.

— Покуда вы мне рассказывали эту историю, — заговорил дон Клеофас, — я заметил среди несчастных молодого человека, у которого такой грустный, такой понурый вид, что я едва не прервал вас, чтобы спросить о причине его печали.

— Вы ничего не потеряли оттого, что не перебили меня; я могу сообщить вам все, что вы желаете знать. Пленник, унылый вид которого бросился вам в глаза, из хорошей семьи, уроженец Вальядолиды. Два года он был невольником у человека, женатого на очень красивой женщине. Она страстно любила этого невольника, и тот платил ей самым пламенным чувством. Хозяин, заподозрив христианина, поспешил его продать из боязни, как бы тот не стал содействовать размножению турок. С тех пор чувствительный кастилец горько оплакивает разлуку со своей госпожой; свобода его не радует.

— Мои взоры привлекает вон тот красивый старик, — сказал Леандро-Перес.

— Кто это?

Бес объяснил:

— Это цирюльник, родом из Гипускоа; он возвращается в Бискайю после сорокалетнего плена. Когда он попал в руки корсара, во время переезда из Валенсии на остров Сардинию, у него были жена, два сына и дочь. Теперь у него остался только один сын, который счастливее отца. Он был в Перу, вернулся оттуда на родину с огромным состоянием и купил здесь два прекрасных поместья.

— Вот счастье! — воскликнул студент. — Какое блаженство для этого сына снова увидеть отца и дать ему возможность прожить остаток дней спокойно и приятно!

— Вы говорите, как юноша с добрым и нежным сердцем, — возразил Хромой.

— Сын цирюльника более черствого нрава. Неожиданное возвращение старика скорее огорчит его, нежели обрадует. И, вместо того чтобы радоваться освобождению родителя и принять его у себя в городском доме, он, чего доброго, определит его сторожем в одно из своих имений.

За пленником, который вам так понравился, идет другой, как две капли воды похожий на старую обезьяну. Это — врач из Арагонии. Он не пробыл в Алжире и двух недель. Как только турки узнали, чем он занимается, они не захотели держать его у себя, а поспешили без выкупа передать миссионерам, которые, конечно, и не стали бы его выкупать, да им волей-неволей пришлось отвезти его в Испанию.

Вы так сочувствуете всем страдальцам, что мне легко представить себе, как вы пожалеете того невольника, лысая голова которого прикрыта скуфьей из темно-коричневого сукна, когда узнаете, какие муки он вытерпел за двенадцать лет пребывания в Алжире у вероотступника англичанина.

— Кто же этот несчастный пленник? — спросил Самбульо.

— Францисканский монах, — отвечал бес. — Признаюсь, я очень рад, что он так жестоко страдал, потому что своими проповедями он удержал по крайней мере сотню невольников от перехода в магометанство.

— А я вам признаюсь с той же откровенностью, — возразил дон Клеофас, — что очень жалею, что этот добрый монах так долго находился во власти варвара.

— Напрасно огорчаетесь, а я напрасно радуюсь, — возразил Асмодей, — этот добрый инок с пользой для себя претерпевал муки рабства в течение двенадцати лет, а в келье ему пришлось бы бороться с искушениями, и в этом борении он не всегда брал бы верх.

— Следующий за ним францисканский монах так невозмутим, что не похож на человека, освобожденного из неволи, — заметил Леандро-Перес, — хотелось бы узнать, что это за личность?