Томмазо Кампанелла - О чувстве, заключенном в вещах, и о магии

Но потому как суеверная чернь, не понимающая, что откуда берётся, много чего сюда примешала ложного, да и Нечистый в подобные дела суётся, чтобы мутить воду, постоянно люди духовного звания преследовали такого рода искусства – вот мы о них и знаем мало. Впрочем, те, кто познали, что чувства заключены в вещах – чувства, которые в ладу друг с другом, а также и враждебные – пусть без всякого смущения такие дела под водительством божьим внимательно исследуют и открывают.

Все эти явления прослеживаются совершенно очевидно и достоверно в укусах апулийских пауков [139] В главе Кампанелла на основе собственных данных описывает последствия укуса человека представителем семейства пауков-волков (ликозид), апулийским тарантулом (Lucosa Tarantula). и бешеных собак. Рождаются такие пауки, которых сами жители Таранто [140] Таранто (Тарент, основанный греками в начале VIII в. до н. э.) – город в итальянской Апулии. обыкновенно называют по месту происхождения тарантулами, под паляще-знойным летним небом. Размером они где-то с плод ореха – побольше или поменьше. Как и у других пауков, есть у них лапки, ножки и брюшко [141] Букв. «руки, ноги и тело». Под паучьими «руками» Кампанелла, вероятно, подразумевает педипальпы, пару конечностей, выполняющих тактильные функции (вряд ли более мелкие, впрыскивающие яд хелицеры). Под «ногами» имеются в виду четыре пары ходильных ног. . Окраса они бурого, зеленоватого, красноватого или чёрного. Встречаются пёстрые и разноцветные. Кусают они местных крестьян со страху, или если те на них вдруг наступят. Первое время болит [место укуса] немного, а потом ранка рубцуется, но неприятные ощущения доставляют покраснение и жжение. А потом укушенные чувствуют слабость [во всём теле], цепенеют и иногда без чувств падают в обморок и лежат неподвижно. А потом вот что: как безумные делают резкие движения, если увидят одежду или какой-то предмет такого же цвета, как паук, их укусивший, и упрямо идут следом за человеком или животным такой окраски. Радость им приносят музыкальные звуки. Одним – звуки лиры, другим – кифары, третьим – барбита, а кому-то – псалтерия [142] Названия различных струнных музыкальных инструментов. . Всякий своим звуком тешится, и танцуют [143] К имени тарантула восходит название танца и музыкального произведения в быстром темпе, тарантеллы (tarantella). «Тарантизм» в современных академических исследованиях, как правило, считается феноменом чисто психологическим, «истерическим, в котором народные верования, предрассудки, суеверия и влияния местных культур играли большую роль» [Russell 1979: 422]. Классическим, сохраняющим своё значение до наших дней, культурологическим исследованием о тарантизме является вышедшая первым изданием в 1948 г. книга директора Испанского института музыкологии, немецкого музыковеда Мариуса Шнайдера (19031982): [Schneider 2016]. Упомянем также дипломную работу молодого чешского этнолога Ирэны Кобылаковой [Kobylakova 2010], посвятившей собственный сайт http://www.irena-n-kobylakova.cz исследованию апулийского тарантизма. К объяснению тарантизма Кампанеллой с панпсихических позиций читатель вправе относиться с иронией. , как при исполнении трипудия [144] Трипудий («трехножник») – танец, известный с древнеримских времён, во время которого исполнители трижды быстро били ногой о землю. , но яростнее, хотя никому не причиняют зла. Звуки замирают, и они падают [больные] оземь, вконец обессиленные, но всё время охота берёт их под музыку танцевать. Совсем из сил выбиваются и опять падают. Выздоравливают после череды танцевальных потуг «в поте лица». Но вот даже когда поправляются они, если увидят, что другие, кого укусили, под музыку скачут, то и сами за старую безудержную забаву берутся – и с этими в совместный пляс. В течение нескольких лет после того, как были они укушены, время от времени возвращаются к страсти этой неудержимой, танцевать трипудий [145] Nonperpetuo в данном случае предпочтительнее понять в смысле: «периодически, время от времени». Возможно и: «не до конца дней». . Крестьяне говорят ещё, что пока жив паук, укушенный каждый год снова «танцы» повторяет!

Говорят умники из местных, не больше тёмного народа разумеющие, что крестьян никто не кусает, а это они притворяются – дурят людей, а сами работать не хотят. Другие изрекают: [причина болезни их] – это сила потаённая и никому не известная. Ну не верю я, что горят желаньем малоимущие крестьяне год от года отстёгивать наличные за просто так гуслярам и кифаристам, [чтобы вылечить родных]. Ведь если даже неведома причина болезни, это не значит, что нужно сразу отметать подтверждаемое многовековым [опытом народа свойственное ей] сильное чувство, [страсть к танцу]. Так что я утверждаю: этот самый тарантул наделён мощнейшим пронзительно-жарким ядом, который может на нас оказывать сильнейшее отрицательное воздействие. Когда кусает паук, то для него самого небольшое, влажно-огненное тепло, оставляемое в ране, понемногу умножается, потому как оно жарче – в пределах ранки – нашего, и обращает оно наши внутренние соки в свои. И вот тогда силы нашего духа оказываются под мощнейшим и всеобъемлющим ударом – едва ли не все они обращаются во вражеский жар [146] Кампанелла, описывая с позиций собственной натурфилософии механизм воздействия на тело человека яда тарантула, употребляет здесь то же слово ardor, что и при упоминании жжения и покраснения на месте ранки. Вероятно, по его мнению, жжение вскоре после укуса было как бы репетицией грандиозного «жара» во всём теле, итогом и следствием которого и была «танцевальная страсть». , ведь формируются из внутренних соков организма, ими питаются. Неотделимы силы нашего духа от этих внутренних соков и только усиливают их качества! По всему телу ползуче расходится это жаркое испарение, тарантуловой природы, и силы духа [нашего], забывая привычный свой ритм, принимают эту горячую страсть, уподобляясь духу тарантула. Мы ведь чуть выше говорили, что когда обуреваем дух тёмными испарениями, то мрачнеет и покрывается грязью, а потом находит на него страсть искать кладбища, трупы и выгребные ямы – подобное ведь стремится к подобному. Итак, привычный для духа ритм, оставленный в прошлом, обратился в совсем иной, и вот видит он цвет, подобный окраске тарантула, причины его нового состояния, и бежит к нему как к себе подобному, если порядок его бытия претерпел уже внутренний перелом, или необратимо изменился в тот, что принадлежит тарантулу. А если ещё не так радикально воздействие, то тоже бежит за этим цветом, но как за враждебным предметом. Смутно подозревает он – глубинная страсть подсказывает – что страдания его исходят от вещи, которая окрашена вот так же. Не рассуждает тут дух, действует природная смекалка, как мы сказали во второй книге трактата [147] О наследуемом Кампанеллой от натурфилософии Телезио сенсуалистическом представлении о важности в процессе познания не столько рассуждения, сколько «смекалки», прикидки см. вводную статью. . Вот поэтому укушенные и валяются без чувств – губительный жар тарантула уже одержал верх, а силы духа, побеждённые, теперь потеряли навык да и возможность управлять организмом как раньше. Ошарашены силы этим жаром, поглощённые столь сильной подоспевшей страстью, так что забывают себя и не ведают больше, чем были в прошлом, что и как делали. Но вот слыша звуки музыки, радуются, потому что любая вещь пылкая и стремительно-лёгкая самим ритмом их к себе зазывает, так пусть играет дальше! Получают удовольствие не все укушенные от одного и того звука, потому как тарантулов много разных, и различные страсти они вселяют, да и натура людей не одна и та же, страсти они притягивают к себе неодинаковые. А тешатся музыкой больные, то ли потому что самый яд – звуку собрат, так же стремительно-лёгок, то ли потому что резвая природа духа жадно ищет звук, с помощью которого от страсти пагубной унесётся к другой, более благостного и подходящего для духа свойства. Своими силами дух ведь не может справиться, тут на помощь идут манящие звуки музыки, и он проворно схватывает это спасительное средство.