Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

Христианин. Правильно ты напомнил. Знаешь, если бы ты хорошенько разобрал диспут, который мы вели об ангелах и людях, то суждение, которого ты домогаешься, не было бы для тебя трудным при исследовании. Мало того, [оно было бы] очень легким. Ведь и вы стремитесь узнать, почему Всемогущий Бог вытерпел такие тяготы и силой не избавил обманутого человека от власти дьявола. Но совершенно разумный Бог, даже более того: Сам Разум (Ratio) не пожелал ничего не совершать иррационально. Тот, Кто все расположил согласно разуму, Кто, даже если бы силой увел человека от дьявола, не совершил бы неправедности по святому разумению. Ведь дьявол снискал человека хитроумием. Этот человек предал себя дьяволу по своей доброй воле, которую потому он должен был потерять не иррационально, но справедливо. Если бы отправился ради такого искупления, которое необходимо свершить, воплощаемый ангел, то это было бы совершенно несообразным. Ибо тогда человек был бы зависим от четырех Персон, так как, служа Единому Богу в Троице, он должен был бы также поклоняться и ангелу, который искупал его. Даже если и приходил какой-либо новый человек ради спасения человека ветхого, он никогда не соответствовал [этому]. Оттого нам, не относящимся ни к Его природе, ни к [природе] ангела, никоим образом не стоило вновь восстанавливать себя, но скорее подобало, чтобы Бог стал человеком, безвинно облекшись плотью от самой грешницы. И Сам Создатель искупал создание свое, самолично став человеком. И тою же природой, и теми же способами, какими Он победил человека, Он одолел самого врага. Ибо весьма подобало, чтобы Он сделал это ради Себя, а не ради Иного, поскольку мы равно поклоняемся в одном Лице Богу и Спасителю. Следовательно, «Бог послал рожденного от жены», Который «подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы получили они усыновление Божие» (Гал. 4, 4-5). Однако это таинство было напрочь скрыто дьяволом, который со страхом ожидал Его пришествия, о чем он знал из Писания. Ведь он не сомневался, что Тот мощью Своей должен сокрушить его. Потому, если бы он не знал, что Он здесь, он никогда бы не распял Господа Славы. Был же он в замешательстве, потому что заметил, что Тот омрачился из-за немощи плоти. Раздутый гордыней, он пренебрегал верить, что Бог, возвысившийся до такого унижения, пожелал смягчить [его]. И наоборот: он удивлялся, заметив мощь божественности благодаря чудесам, точно зная, что никто, кроме Бога, такого не может. Он, следовательно, пока сомневался, встревоженный, трижды вводил Его в соблазн. Во время [этих искушений] он прежде всего возвеличивал человека. Но Господь ответом Своим сдержал [его] так, что он пожелал увериться в том, от чего больше всего отклонился в сомнении. Итак, возбуждая злобу иудеев, он вел его, опутанного тяжкой вервью, с крестом в руках, однако [все] это при расположении (Божьей благодати, чтобы тот, кто победил благодаря древу [280], древом же был бы побежден вновь. Так как Сын Божий пришел искупить грех человеческий, Он держал на кресте руки, приколоченные гвоздями, чтобы омыть нечистоту рук, которые простер первозданный, дабы взять плод погибели. И был Он напоен горчайшим питьем из желчи и уксуса, чтобы оно очистило [Его], подобно сильному лекарству, от того вкусового наслаждения, которое незаконно испытал первый человек. Ибо, как Ева была сотворена из ребра мужа, так же от пронзенного копьем на кресте бока Христова была создана Святая Церковь, искупление которой было излито из плоти Христа, то есть [обеспечивалось Его] кровью и водой. И Он расстроил (destruo) смертию ту саму смерть, которую состроил (construe) первый человек, и уготовил жизнь по воскресении.

В XII в. заинтересованный наблюдатель увидит непростой переходный период, который подводит итог раннему Средневековью, формируя при этом установки и горизонты для эпохи позднего Средневековья. Именно поэтому жизнь духовных лидеров этого времени особенно напряженна и даже драматична — ведь в своих творениях они стремятся соединить прошлое с будущим, найти в ставшем уже традиционным взгляде на мир новые перспективы, показать органичную близость схоластических понятий и мистических откровений, трудно уживающихся вместе и зачастую даже просто несовместимых .

Может быть, наиболее ярко эта проблемная ситуация отражена в сен-викторской школе и особенно в произведениях Гуго Сен-Викторского, ставшего в 1138 г. главой этой школы после смерти ее основателя, Гильома из Шампо. К этому времени схоластика в традиционной классической форме уже подошла к пику своего принципиального содержательного развития, поэтому вставала проблема открытия новых горизонтов и путей мышления. И Гуго был одним из первых, кто пытался, не отбрасывая схоластическую модель исследования Бога, мира, человека и бытия в целом, выйти к новым, жизненно важным богословским формам. Но проявилось это не в создании какого-то революционного трактата (в конце концов, недаром юноша из знатного фламандского рода получил классическое по тем временам образование в Хаммерслебенском монастыре, продолжив его в Париже — центре схоластического философско-теологического образования), а в осуществленной энциклопедической систематизации схоластической структуры знания. Энциклопедический принцип Гуго гласил: «Учись всему, и ты потом увидишь, что ничто не бесполезно» .

Произведение «Дидаскалион, или Семь книг назидательного обучения» (Eruditionis didascalicae libri septem), написанное в 1120-х гг., было предназначено научить последовательному овладению самыми разными науками, цельность которых была связана с тем, что все они вытекали из философии и воплощали, каждая по-своему, всю полноту гармоничной системы мироздания. Это была уже более подробная систематизация наук по сравнению с привычным делением знания на тривиум (грамматика, диалектика, риторика) и квадривиум (арифметика, музыка, геометрия, астрономия). Но, помимо этих, бесспорно, важных частей, Гуго, и в этом одна из его принципиальных отличительных черт, уделяет большое внимание механике (включавший в себя такие эмпирические науки, как сукноделие, медицина, агрикультура и др.) и практике, разделяемой им на индивидуальную, частную и общественную. Таким образом, в этом произведении, очень популярном в XII-XIII вв. (об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что до нас дошло более 1300 его латинских списков), мы обнаруживаем выверенную дидактическую модель схоластического образования, использующую, конечно, философскую концепцию, но не столько для новых фундаментальных исследований и размышлений, сколько для систематизации уже закрепившихся установок и подходов в схоластической методологии знания .