Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

Третья же сила души влечет за собой две первые силы и пользуется ими как подчиненными и прислуживающими ей, и она целиком заключена в рассудке, проявляя себя либо в твердых суждениях о присутствующих вещах, либо в размышлениях об отсутствующих, либо в изысканиях неизвестных вещей. Она присуща только человеческому роду, который способен с ее помощью не только чувствовать и создавать законченные и упорядоченные представления, но и благодаря размышлению, питаемому воображением, давать также объяснения и умозаключения. Природе человека для познания недостаточно лишь восприятия чувствами, ибо она способна с помощью воображения составлять понятия об ощущаемом и давать названия отсутствующим вещам, и то, что она постигает силой рассудка, она делает понятным, давая ему наименования. Свойственно такой природе и то, что она через известное исследует неизвестное, стремясь узнать, существует ли что-либо, что оно собой представляет, равно как и почему существует.

Такую троякую силу души получила в удел, как сказано, одна лишь природа человека. И третья сила души движет разумом, побуждая его продвигаться по четырем разным направлениям. Или расследует существование чего-либо, а установив, что существует, стремится понять, что оно собой представляет; обретя же познания относительно всего этого, душа с помощью разума изучает качества познаваемого предмета, в том числе и случайные признаки. Познав это, она обращается к причинам и изучает их, прибегая все к тому же разуму. Поскольку эти действия присущи человеческому духу, что проявляется и в способности понимать видимые вещи, и размышлять о невидимых, познавать и открывать неизвестные, то на это есть и две причины, почему сила разумной души совершает такие труды: во-первых, чтобы познать природу вещей, а во-вторых, чтобы овладеть наукой до того, как придет смерть.

Однако, как я вижу, разговор этот завел нас в лабиринт, найти выход из которого затруднительно не столько из-за неясности изложения вопроса, сколько из-за сложности самого вопроса. Поскольку мы взялись говорить о влечении к мудрости, которое мы признали достоинством одной лишь человеческой природы, то, значит, мы согласны с тем, что мудрости предназначено быть руководительницей человеческих действий. Ведь если природа диких животных, которая не руководствуется никакими разумными суждениями, совершает свои движения под действием одних только чувственных страстей и, желая чего-то или избегая, не пользуется рассудком, а приводится в действие слепым телесным чувством, то, значит, действиями разумной души управляет не слепая страсть, но мудрость. И если это действительно так, то следует сказать, что не только стремление к познанию природы вещей или добрых нравов, но и вообще смысл человеческих действий или занятий имеет отношение к философии. Признав это, мы сможем так определить философию: «Философия — это наука, в полной мере постигающая основания всего человеческого и божественного». Это не противоречит тому, что мы сказали выше: философия — это любовь и влечение к мудрости; речь ведь не о той мудрости, что проявляется в прикладных познаниях, как архитектура, агрикультура и прочие того же рода, а о той, что обращается к единому смыслу, первооснове вещей. И может быть так, что одно и то же действие но основанию своему имеет отношение к философии, а по осуществлению — к ней не причастно. Пользуясь этими понятиями, можно сказать, что заниматься основами агрикультуры следует философу, а осуществлять ее — крестьянину. Или же взять труд ремесленника, который искусственно подражает природе, ведь он формой своего изделия, которая заимствована у природы, выражает смысл своих действий. Теперь ты видишь, почему мы полагаем, что философия разлита во всех человеческих действиях, и потому она должна делиться на столько разделов, сколько есть разрядов вещей, к которым она имеет отношение.

Цель и смысл всех человеческих действий или занятий, которые направляются мудростью, заключаются, следует полагать, либо в восстановлении непорочности нашей природы, либо в умалении пороков нашей жизни. Поясню сказанное. В человеке есть два начала: добро и зло, природа и грех. Добро, поскольку оно есть природа, и природа испорченная и умаленная, нуждается в восстановлении. А зло, являющееся грехом и порчей, к природе не принадлежит и должно быть устранено. И если оно не может быть уничтожено, то по крайней мере его следует, приложив усилия, умалить. Вот то, что необходимо предпринять, дабы исправить природу и устранить порок. Непорочность человеческой жизни обретается двумя средствами — познаниями и доблестью, которые в нас единственно и являются подобиями горних и божественных субстанций. Ведь человеческая природа является не простой, а составленной из двоякой субстанции, и благодаря одной ее части, высшей, которая собственно и есть субстанция (о чем я скажу позднее), он бессмертен, а благодаря другой ее части, преходящей и единственно известной тем людям, которые лишь чувствам своим доверяют, человек подвластен изменениям и смерти, а значит, он умирает постольку, поскольку утрачивает эту часть. И она является наиболее совершенной из всех вещей, имеющих начало и конец.

Ведь среди вещей есть такие, что не имеют ни конца, ни начала, и они называются вечными; другие же имеют начало, но не ограничены концом, и они зовутся бесконечными; а у третьих есть и начало и конец, и они являются временными. К первому разряду мы относим то, что обладает самостоятельным бытием, чья причина и следствие совпадают, то есть существование обеспечивается само собой, как у творца и создателя единой природы.

Есть также то, чье бытие несамостоятельно, но оно существует само по себе, то есть истоки бытия лежат вне его, и, чтобы начать существование, ему потребовалась предшествующая причина. Такова природа, объемлющая весь мир. Вещи этого вида бывают двоякими. Есть такие, что начинают существовать по собственной причине, не побуждаемые к тому ничем, кроме божественной воли, и они становятся неизменными, неподверженными переменам и не имеющими конца. Ими являются вещи субстанциальные, которые греки называют ούσίας. К ним относятся все тела надлунного мира, которые считаются божественными, поскольку они неизменны.

К третьему разряду относятся вещи, имеющие начало и конец и возникающие не сами по себе, а будучи творениями природы, появляющиеся па земле, в подлунном мире благодаря особому огню, который, как некая сила, нисходит на зарождающиеся одушевленные существа. И о них сказано: «Ничто в мире не умирает, поскольку никакая сущность не погибает». Погибает ведь не сущность вещей, а форма. И когда говорится о смерти формы, то это не значит, что какая-то вещь погибает полностью и перестает существовать, следует, скорее, полагать, что ее бытие изменяется. И изменение может произойти так, что в составной вещи разделяются ее части, либо ранее разделенные части соединяются, либо время или место бытия изменяется, и во всех случаях бытие вещей не претерпевает никакого ущерба. Поэтому об одних, формах, сказано: «Все растущее стареет, и все зарождающееся умирает» [286], ибо все творения природы, имеющие начало, не избегают и конца. О других же, сущностях, говорится: «Из ничего ничто не происходит, и ничто в ничто не превращается» [287]. Ибо всякая природа имеет и первоначальную причину и бесконечное существование. О первых также сказано: «И вновь обратилось в ничто то, что ранее ничем и было» [288], поскольку всякое творение природы лишь на время возникает по скрытой причине, и должно вернуться обратно, откуда возникло.