Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

49. Итак, кто правильно мыслит, признает троякое действие в нем самом и из него самого, но не [действие] свободного выбора, а божественной благодати; первое, — созидание; второе — преобразование; третье есть завершение (consummatio). Ведь прежде всего мы были созданы во Христе для свободы воли; затем мы были преображены посредством Христа для духа свободы; со Христом далее мы должны быть соединены в вечности. Ибо то, чего не было, должно возникнуть в том, что было, и посредством формы преобразовать не имеющее ее, создав члены не иначе, как вместе с головой. И это непременно будет исполнено тогда, когда мы все придем «в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13); когда же явится жизнь наша, Христос, — тогда и вы явитесь с Ним во славе (Кол. 3, 4). Итак, поскольку завершение может совершиться из нас или даже в нас, но не с нами, а создание может быть совершенно и без пас, единственное, что совершается в некоторой степени вместе с нами по добровольному согласию нашему и зачтется нам — это преображение. Оно — это наши воздержания, бдения, умеренность, дела милосердия и другие упражнения в добродетели, через которые, как доподлинно известно, наш внутренний человек обновляется день ото дня: ибо и намерение, подавленное у смертных заботами, из глубин понемногу поднимается вверх; и страсть, слабеющая вблизи желаний плоти, разрастается постепенно в любовь духа; и память, вызывающая отвращение позором прежних дел, возрадуется, очищаемая изо дня в день новыми и добрыми деяниями. А ведь именно в этом состоит внутреннее обновление: в праведности намерения, чистоте страсти, воспоминания о добрых делах, благодаря чему просветляется память, сознавая, что ей хорошо.

50. Однако несомненно: то, что часто совершается в нас божественным духом есть заслуга Бога; в то время как то, что с одобрения нашей воли суть наши заслуги. «Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10, 20). И Апостол говорит: «Вы ищете доказательства на то, Христос ли говорит во мне?» (2 Кор. 13, 3). Если, следовательно, Христос или Дух Святой говорит в Павле, не действует ли он в Нем, равным образом? Ибо не осмелюсь, говорит, «сказать что-нибудь такое, чего не совершил через меня Бог» (Рим. 15, 18). Что же следует? Если не Павлу, но Богу, говорящему в Павле, или действующему через Павла, принадлежат и слова, и дела, где же заслуги Павла? Где то, о чем с такой полной уверенностью говорил: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4, 7-8). Не потому ли, может быть, он полагает, что ему уготован венец, что это совершается через него? Но многие благодеяния совершаются через злых, либо ангелов, либо людей, однако, не засчитываются им в заслуги. Не потому ли, скорее, что они совершаются вместе с ним, т. е. по его доброй воле? Ибо «если я благовествую», говорит, «не добровольно, то исполняю только вверенное мне служение; если же добровольно, то буду иметь награду» (1 Кор. 9, 16-17).

51. Кроме того, если воля, по которой ценится всякая заслуга, [исходит] не от самого Павла, на основе чего (quo pacto) он называет тот венец, который он считает себе предназначенным, венцом правды? Не потому ли справедливо, что уже как долг взыскивается все, что обещалось по милосердию? Наконец, он говорит даже: «Ибо знаю, в кого уверовал, и уверен, что он силен сохранить залог мой на оный день» (2 Тим. 1,12). Обещанное ему Богом он называет своим залогом, и, поверив обещавшему, отважно повторяет обещание. Обещанное же из милосердия, уже из справедливости должно быть выполнено. Следовательно, то, чего ожидает Павел, — венец праведности, но праведности от Бога, а не от него самого. Конечно, праведно, чтобы он отдал то, что должен. Должен же он то, что обещал. И эта правда, на которой основывалось предвидение Апостола, — заключена в обещании Бога, чтобы, отринув ее, [апостол] не захотел установить свою и не вышел из повиновения правде Божией, к которой, однако, Бог захотел приобщить и его, дабы сделать его заслуживающим венца. В нем же Он создал Себе причастного к правде и заслуживающего венец, ибо в делах, за которые был обещан этот венец, удостоил его считать своим соучастником. Далее, Он сделал его помощником, ибо сделал желающим, т. е. соглашающимся со Своей волей. Итак, воля в помощь, помощь в заслугу засчитывается. И, несомненно, от Бога — и желать, и совершать по доброй воле. Итак, Бог есть создатель заслуг, приобщающий волю к действию, а действие предоставляющий воле. К тому же, если определить собственно то, что мы называем нашими заслугами, то они суть некие источники надежды, побуждения любви, знаки сокровенного предопределения, предзнаменования будущего счастья, дорога к царству, но не ради царствования. Наконец, тех, кого оправдал, а не тех, кого нашел праведными, тех и прославил (Рим. 8, 30) [492].

Петр Ломбардский, или просто Ломбардец, теолог-схоласт XII в. родился в Северной Италии, вероятно, в Поваре (Пьемонт). Хотя его семья была бедной, он обрел могущественных покровителей, среди которых был св. Бернард, что позволило ему получить высшее образование в Болонье, затем в Реймсе во Франции и, наконец, в Париже. В Париже Петр изучал теологию в кафедральной школе собора Нотр-Дам, и именно там им были написаны знаменитые «Четыре книги сентенций» (Libri quatuor sententiarum), за которые он был прозван Учителем сентенций (Magister sententiarum). Историческое значение Петра Ломбардского связано с его «Сентенциями» и той ролью, которую они сыграли в средневековой философии. Раннесредневековые теологи, такие как Исидор Севильский, Алкуин, пытались выработать учение о Церкви, исходя из текстов Библии и произведений отцов Церкви. В XI в. этот метод уступил место диалектической и спекулятивной работе над традиционными догматами. Петр Ломбардский появился на сцене в то время, когда эти методы с их диалектическими, как казалось, уловками подвергались еще всеобщему осуждению, но при этом жажда знания была чрезвычайно остра. Учебники и руководства появлялись одни за другими, большинство их исходило из школы Абеляра или в какой-то степени вдохновлялось и.и. Труды своих современников Петр Ломбардский знал досконально, в его собственных работах обнаруживается влияние Абеляра, судя по применению его метода в целом, и по присутствию бесчисленных деталей. Тем не менее он сохранял критическое отношение к некоторым его резко выраженным представлениям. С другой стороны, Петр был близок Гуго, часто текстуально повторяя его, хотя и здесь он старшая избегать чисто спекулятивных моментов .