Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

В первой книге «Сентенций» обсуждаются доказательства бытия Божия — главным образом, с космологической точки зрения. Для обоснования учения о Троице Петр обращается к аналогиям, которые используются со времен Августина. Тем не менее он отрицает, что какой-либо реальный аргумент может быть получен на основании таких аналогий, если нет безусловной веры в такое бытие, тем более что человеческая речь не в состоянии дать удовлетворительное описание природы Бога. Рассматривая проблему взаимосвязи предвидения Бога с реальными событиями, Петр полагает, что эта взаимосвязь осуществляется таким образом, что ни то, что случается, не есть результат предвидения, ни предвидение не является основанием для первого, но оба взаимообусловлены, представляя друг для друга необходимое условие (causa sine qua поп). Предопределение является, таким образом, своего рода священным избранием — приуготовлением к благодати, предвидением и приуготовлением благословений Бога, через которые человек оправдывается. В книге нет упоминания о заслуге, предшествующей благодати. Всемогущество Бога состоит в том, что Он делает что хочет и ни от чего не страдает. Различие (вполне по Абеляру) проводится между абсолютно беспричинной волей Бога, которая всегда совершенна, и тем, что может быть названо волей как испытанием, когда благоугодным было то (приказы, запреты, советы), что не было благом выполнить: «Хотя Бог приказал Аврааму принести в жертву своего сына, Он не желал, чтобы это было сделано» .

Вторая книга «Сентенций» посвящена творению и учению об ангелах. Петр различает два состояния в положении человека: до и после грехопадения. В первом состоянии человек имел возможность стать бессмертным, обладал свободой от необходимости грешить и страдать. Действие благодати определяется как сила, которая освобождает и исцеляет волю, давая ей возможность совершать добрые и достойные дела. После грехопадения благая природа неловка была «поранена», он приобрел наклонность ко злу, сохранив, однако, возможность «восстановления», которое в настоящей жизни проявляется в отпущении первородного греха в таинстве крещения, в процессе человеческого спасения, а в будущей — в самом спасении. Петр Ломбардский называет волю свободной, так как она «имеет силу желать и выбирать без принуждения или необходимости, что указывает на ее разумное основание». Но он отрицает утверждения Абеляра, что моральный характер деяния зависит от воли делающего и что «мы наследуем от Адама не вину, а наказание» .

Третья книга, озаглавленная «О воплощении Слова» (De incarnatione Verbi), содержит в себе христологическое учение. В ней представлены традиционные концепции, хотя и с определенным влиянием Абеляра. Разница, однако, состоит в том, что, представляя систему догматов как целое. Ломбардец ставит во главу угла не рационализм, как то делал Абеляр, а веру и авторитет. Ибо очевидно, что представления Абеляра, который жестко связывал Троицу с определенными предикатами (Бога Отца с предикатом всемогущества более, чем у двух других лиц, Бога Сына с предикатом мудрости более, чем у двух других лиц, Бога Святого Духа с большим, чем у двух других лиц, предикатом благости), были неприемлемы для ортодоксии, которая усмотрела в этом влияние арианских, несторианских или савеллианских идей. И тем не менее влияние рационализма Абеляра было настолько заметно, что Петра Ломбардского не единожды пытались обвинить на церковных соборах в несторианстве. Это свидетельствует об усилиях, которые предпринимал Ломбардец, чтобы, с одной стороны, следовать принятой в его эпоху догматической системе и вместе с тем ввести в оборот некоторые положения Абеляра. Так, например, Петр Ломбардский принимает Абелярову идею искупления. Христос заслужил славу благодаря Своей жизни, и через Его смерть человек попадает в рай, освобождается от греха, наказания за него и от власти дьявола. Христос как человек — совершенная и достаточная жертва для достижения примирения через откровение божественной любви, осуществленной в Его смерти: «Смерть Христа тогда оправдывает нас, когда через нее в наших сердцах просыпается любовь». Христос, однако, освобождает человека от вечного наказания, но не от временного, которое уменьшается креплением и смягчается наложением епитимьи, что «накладываются на тех, кто сожалеет о том, что самой по себе Церкви было бы недостаточно, если бы Христос не, пожертвовал Собой, чтобы освободить нас» .

В четвертой книге содержится учение о таинствах, что следует из ее названия: «О таинствах» (De Sacramentis). Это учение имело большое значение для дальнейшего развития теологии. Петр был, возможно, первым, кто дал семеричную формулу таинств для Западной Церкви, добившись того, что подобные догматические вопросы стали предметом всеобщего обсуждения, в то время как прежде это было предметом обсуждения только в среде духовенства .

Целый ряд положений Петра Ломбардского прежде, чем «Сентенции» обрели широкую известность, воспринимались как заблуждения, но популярность «Сентенций» ко второй половине XIII в. возросла настолько, что посвященные им занятия отодвинули на задний план даже курс Библии, как написал об этом в своих заметках Роджер Бэкон в 1267 г .

Труд Петра Ломбардского стал образцом схоластических сумм, которые в противовес абеляровскому рационализму ставили во главу всего веру или авторитет. Имея его под руками, последующие схоластики как бы соглашались с тем, что в нем собрано, и потому полагали свою ученую деятельность или в комментировании положений Петра, или в изложении его доктрины в более логической форме, чем форма самого Учителя сентенций. Совершенным образцом такого подражания стала «Сумма теологии» Фомы Аквината, которая во многом связана с «Сентенциями» .

Кроме «Сентенций», Петру Ломбардскому принадлежат следующие работы: «Комментарии к псалмам Давидовым» и «Собрание заметок», посвященных всем посланиям апостола Павла, два собрания в стиле средневековых catenae [493] с цитатами из отцов Церкви и раннесредневековых теологов .

Л. В. Бурлака

1. Также подлинной и благочестивой верой надлежит держаться того, что Троица, а именно, Отец, Сын и Дух Святой, есть единый и единственно истинный Бог, как говорит Августин в первой книге «О Троице»; и говорят, верят и постигают, что эта Троица одна и та же по субстанции, или сущности (essentia), каковая есть высшее благо, что распознано чистейшими умами. Ибо проницательность человеческого ума недостаточна; он не возносится к столь превосходному свету, если только не очищен благочестием веры. Также в первой книге «Пересмотров» [495]: «Не подтверждаю то, что сказал в речи: «Ты, Господи, который восхотел, чтобы истину не знал никто, кроме чистых»; ведь можно возразить, что многие нечистые знают много истинного». Итак, к этой высшей и превосходнейшей вещи надлежит подступать со сдержанностью и благоговением, внимательнейше и набожно вслушиваясь [в те сочинения], где исследуется единство Троицы, а именно, Отца, Сына и Духа Святого; поскольку невозможно ошибиться в чем-нибудь более опасно, [нежели предшествующие писатели], искать нечто с большим усердием, и сильнее наслаждаться найденным. А потому всякий, кто слушает или читает то, что говорится о невыразимом и неприступном свете Божества, пусть старается подражать тому и соблюдать то, что достопочтенный учитель Августин сказал о себе во второй книге «О Троице»: «И мне не будет стыдно, — говорит, — если где-нибудь в исследовании я не смогу продвинуться дальше; и не постыжусь учиться, если ошибусь где-нибудь. Итак, всякий, кто это слышит или читает, там, где он равным образом уверен, пусть следует со мною, там, где равным образом в затруднении, пусть ищет вместе со мною, там, где распознал свою ошибку, пусть вновь обратится ко мне, а где мою — отвергнет меня. И так мы одновременно вступим на путь любви, стремясь к Тому, о Котором сказано в псалме: «Всегда ищите образ Его».