Алан-Рене Лесаж - Похождения Жиль Бласа из Сантильяны

— Скажите, — спросил Сипион, — какого нрава этот идальго? Не похож ли он на большинство ему подобных, то есть кичится ли он своим дворянством и держит ли себя нагло по отношению к простолюдинам?

— О, что до этого, то ни в коем случае, — отвечала Беатрис. — Это молодой человек приятнейшего и учтивейшего обхождения; к тому же он хорош собой и ему еще не исполнилось тридцати лет.

— Вы нарисовали нам довольно привлекательный портрет этого кавалера, — сказал я, обращаясь к Беатрис. — А как его звать?

— Дон Хуан де Хутелья, — ответила жена Сипиона. — Он недавно наследовал отцу и живет в своем замке на расстоянии одной мили отсюда с младшей сестрою, которая находится на его попечении.

— Я в свое время слыхал о семействе этого идальго, — заметил я. — Это одно из самых знатных в Валенсийском королевстве.

— Я меньше ценю знатность, чем душевные и умственные качества, — возразил Сипион, — и этот дон Хуан подойдет нам только в том случае, если он честный человек.

— Он таковым и слывет, — сказала Серафина, вмешавшись в наш разговор. — Жители деревни Лириас, которые его знают, дают о нем самые лучшие отзывы.

При этих словах моей крестницы я с улыбкой взглянул на ее отца, который, поняв их так же, как и я, заключил, что поклонник приглянулся его дочери.

Этот кавалер, по-видимому, сразу узнал о нашем прибытии в Лириас, так как через два дня мы увидели его перед своим замком. Он учтиво нас приветствовал и не только не опроверг своим поведением того, что Беатрис нам о нем сказала, но даже внушил нам высокое мнение о своих достоинствах. Он сказал, что в качестве соседа приехал поздравить нас с благополучным возвращением.

Мы приняли его со всей возможной обходительностью, но это посещение было только официальным визитом: оно протекло во взаимных учтивостях, и дон Хуан удалился, не сказав нам ни слова о своей любви к Серафине, попросив только разрешения снова к нам наведаться и воспользоваться соседством, которое сулит ему много приятностей.

Когда он нас покинул, Беатрис спросила, что мы думаем об этом дворянине. Мы отвечали, что он расположил нас в свою пользу и что, по нашему мнению, судьба не могла найти для Серафины более подходящей партии.

На следующий же день я вышел из дому вместе с сыном Косколины, чтобы отдать визит дону Хуану. Мы направились к его замку в обществе проводника, который после трех четвертей часа ходьбы сказал нам:

— Вот замок сеньора дона Хуана де Хутелья!

Но сколь пристально ни оглядывали мы местность, нам долго не удавалось его обнаружить. Мы увидели замок лишь тогда, когда подошли вплотную, так как он был расположен у подножия горы, посреди леса, высокие деревья которого скрывали его от наших глаз. Вид у него был старинный и запущенный, доказывавший знатность его обладателя, но отнюдь не зажиточность. Однако, вступив в дом, мы увидели, что ветхость здания искупается изяществом обстановки.

Дон Хуан принял нас в красиво убранном зале, где представил даме, которую назвал своей сестрой Доротеей и которой на вид было девятнадцать-двадцать лет. Она тщательно принарядилась, так как ожидала нашего визита и хотела показаться привлекательной. Появившись передо мной во всей своей прелести, она произвела на меня такое же впечатление, как некогда Антония, то есть повергла меня в смущение. Но я так хорошо скрыл это, что даже Сипион ничего не приметил. Наша беседа, так же как и накануне, вращалась вокруг обоюдного удовольствия, которое мы будем получать, посещая иногда друг друга и поддерживая добрососедские отношения. Дон Хуан еще не заговаривал с нами о Серафине, и мы тоже не сказали ему ничего, что побудило бы его сообщить о своей любви. Нам хотелось, чтобы он сам до этого дошел. Во время нашей беседы я частенько поглядывал на Доротею, хотя делал вид, что лишь изредка обращаю на нее свой взор. Но каждый раз, как наши взгляды встречались, она вонзала мне в сердце новую стрелу. Скажу, однако, чтобы отдать справедливость предмету своей любви, что она не была совершенной красавицей. Правда, кожа у нее была ослепительной белизны и губы скорее пурпурные, чем розовые, зато нос был несколько длиннее и глаза несколько меньше, чем нужно. Однако же общий вид приводил меня в восторг.

Словом, я вышел из замка Хутелья не таким, каким туда вошел, и, возвращаясь в Лириас с мыслями, всецело занятыми Доротеей, я видел только ее, говорил только о ней.

— Вот так, так, хозяин! — сказал Сипион, рассматривая меня с удивленным видом. — Вы что-то очень интересуетесь сестрицей дона Хуана! Не заразила ли она вас любовью?

— Да, друг мой, — отвечал я ему, — и это заставляет меня краснеть от стыда. О, боже, неужели мне, который после смерти Антонии смотрел на тысячи пригожих особ совершенно равнодушно, суждено в мои годы встретить такую, которая неотразимо зажгла мое сердце!

— Ну, что же, сеньор, — подхватил сын Косколины, — вам следует поздравить себя с таким происшествием, а не жаловаться на него. Вы в таких летах, когда еще можно пылать любовным огнем, не будучи смешным, а время еще не на столько сморщило ваше чело, чтобы лишить вас надежды нравиться женщинам. Поверьте мне, когда вы вновь увидитесь с доном Хуаном, смело сватайтесь к его сестре: он не сможет отказать такому человеку, как вы. А кроме того, если во что бы то ни стало надо быть дворянином, чтобы жениться на Доротее, так разве вы не дворянин? У вас есть дворянский патент, и этого достаточно для вашего потомства. После того как время подернет эту грамоту густою фатой, прикрывающей происхождение всех благородных семейств, то есть через четыре или пять поколений, род Сантильяна будет одним из знатнейших.

Этой речью Сипион побудил меня открыто признаться в своей любви к Доротее, не подумав о том, что подвергает меня опасности получить отказ. Все же я решился на это не без трепета. Хотя я казался моложе своих лет и мог свободно сбавить себе годов десять, однако же считал, что имею достаточно оснований сомневаться в том, понравлюсь ли я юной красавице. Тем не менее я решил отважиться на предложение, как только увижусь с ее братом, который, со своей стороны, не будучи уверен, что получит мою крестницу, сильно тревожился.

Он снова пришел в мой замок на следующий день, в то время когда я завершал свой туалет.

— Сеньор де Сантильяна, — сказал он мне, — я сегодня являюсь в Лириас, чтобы побеседовать с вами о серьезном деле.

Я провел его к себе в кабинет, и он продолжал, прямо приступая к делу:

— Я полагаю, что вам небезызвестна цель моего посещения. Я люблю Серафину. Вы же имеете большое влияние на ее отца; я прошу вас склонить его в мою пользу. Помогите мне овладеть предметом моей любви, и пусть я буду обязан вам счастьем всей своей жизни.