Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

Нo — право! — не кропи кровавым соком
траву из раненой твоей груди,
страданьем и любовью истомленной.
Ты, бегом изнуренная, приди
к ручью, чтоб сломленный твой дух потоком
омыть, что рассекает дол зеленый.
Олень окровавленный,
чью жизнь затмила мгла,
чтоб ты спастись могла,—
признайся, не был он любим тобою,
и раз он пал, чтоб ты была живою —
живи и тем ему любезной будь,
чтобы тоской слепою
и острой болью не терзало грудь.

Где дни, когда на солнечных полянах,
как нежные в разлуке голубки,
вы порозну в лесной глуши бродили,
пушистым лбом касаясь у реки
фиалок, мирта, сочных трав и лилий!
Увы, навек уплыли
те дни, когда ваш зов
был тяготой лугов,
печаля дол, богатый и счастливый,
где Тахо, ясный и неторопливый,
бежал, призывы трубные ловив,
доколе мглой тоскливой
смерть не затмила благодатных нив.

Уже недвижимо оленя тело,
в нем ужас воплощен, хотя оно
еще вчера чащобу украшало.
И ты, чье сердце ужаса полно,
в агонии смыкаешь взор устало,
затмение настало,
уже вас смерть свела,
и дивные тела —
желанная добыча алчной страсти —
любовью вечной венчаны в несчастье,
ее венец — награда беглецам,
в ее верховной власти
и в смерти дать победу двум сердцам.

Напев, чей замысел словами стал,
о лани, павшей от жестоких жал
ловца, чье сердце не смягчила жалость,
среди лесов и скал,—
лети, напев, а мне рыдать осталось:
был славы свет, но мрак его застлал!

О, наша жизнь, юдоль скорбей и плача!
О, человек, игралище тревог!
Сколь непрочна житейская удача:
Возвысившийся упадет в свой срок.
Благой удел избраннику назнача,
В конце концов его низвергнет рок.
Печаль венчает все услады наши,
Всегда есть желчь на дне медовой чаши.

Увы, достойнейшие из мужей
Порой самих себя переживали,
Тускнел их блеск от умноженья дней;
Тому пример мы видим в Ганнибале;
И если бы окончил жизнь Помпей
В канун несчастной битвы при Фарсале,
Остался бы он в памяти людской
Как первый полководец и герой.

Вот так же и о Кауполикане
Всегда бы вспоминали и везде,
Как об отважнейшем на поле брани,
Мудрейшем полководце и вожде,
Что был индейцам в годы испытаний
Надежнейшей опорой в их беде,—
Будь не дано ему дожить до срока,
Когда он сломлен был десницей рока.

Испанцы одолели, в плен он взят,
Его дружина в бегство обратилась.
Минувшего уж не вернуть назад,
Звезда его успехов закатилась.
И тут вошел Наместник в круг солдат,—
Что пленнику назначит — казнь иль милость?
Но страха не явил наш гордый враг,
И победителю он молвил так:

«Когда бы волей рока непреложной
В пучину был повергнут я стыда —
Меня противник бы разбил ничтожный,
Ты можешь мне поверить, что тогда
Я тотчас бы нашел исход надежный,
Рука моя достаточно тверда:
Я в грудь себе клинок вонзил бы с силой,
Теченье жизни оборвав постылой.

Но от тебя я не почту за стыд
Принять в подарок жизнь, о вождь могучий!
Быть может, побежденный возвратит
С лихвою долг, когда найдется случай;
Не помышляй, что смерть меня страшит:
Лишь тот боится смерти неминучей,
Кто счастлив, но поверженным во прах
Внушает смерть надеязду, а не страх.

Я Кауполикан. Рок своенравный
Судил мне в бездну с высоты упасть.
Я вождь арауканцев полноправный,
Моя над ними безгранична власть.
Решает все один мой взгляд державный:
Мир заключить с врагом или напасть.
Я сила их, я воля их, их разум,
Послушна вся страна моим приказам.

Да, это я, тобою взятый в плен,
Убил Вальдивию при Тукапеле,
Сжег Пенко, стер с лица земли Пурен,
Не раз вы от меня урон терпели.
Чревата жизнь чредою перемен,—
И воинов моих вы одолели,
А сам среди толпы врагов, один,
Я жду — продлит ли жизнь мне властелин.

Коль судишь ты — я воевал неправо,
Все ж будь великодушен, одолев:
Твоя тем ярче воссияет слава.
Пусть мощь твоя твой обуздает гнев,
Мешает он судить и мыслить здраво.
Но если алчет месть, разинув зев,
И моего ей мало униженья,
Будь милостив, казни без промедленья!

Не мни, что обезглавленный народ
Оставлю я, в пучину смерти канув.
Своей победы не вкусить вам плод:
Арауканцы, яростно воспрянув,
Сметут вас, — чтобы их вести вперед,
Найдутся сотни Кауполиканов.
Со мной ты вел нелегкую борьбу,
Не стоит снова искушать судьбу.

Вождь доблестный, к твоей ли будет чести,
Когда порыв твой победит тебя?
Пусть мудрость обуздает жажду мести:
Как ты смирял других, смири себя.
Всеобщий сгубишь мир со мною вместе.
Твой грозный меч, мне голову рубя,—
Мои слова да не оставишь втуне,—
Главу отрубит и твоей фортуне.

Не торопись, глотком не захлебнись,
Величья истинного будь достоин:
Сама судьба тебя поднимет ввысь,—
Не шпорь ее, победоносный воин,
И высоко ты сможешь вознестись.
Раз я в плену, ты можешь быть спокоен.
Моей ты жизни волен кончить срок,
Но вам от мертвеца велик ли прок?

Когда ж главой отрубленной моею
Ты все же усладить желаешь взор,
Я под разящий меч подставлю шею,
Оспорить не пытаясь приговор.
Не о плачевной жизни я жалею,
Боюсь, чтоб ты не углубил раздор,
Чтобы твое поспешное решенье
Нам не закрыло путь для примиренья.

Свободен я или в плену, но мне
Покорны без предела и без меры
Арауканцы в мире и войне,
Ты видел сам не раз тому примеры.
Спрячь в ножны меч, и я по всей стране
Распространю закон Христовой веры,
И королю Филиппу мой народ
За мною вслед на верность присягнет.

Оставь меня заложником в темнице,
Пока я обещанья не сдержу.
Со мной совет старейшин согласится
И сделает все так, как я скажу.
А если нет, — ведь я в твоей деснице:
Ты повелишь — я голову сложу.
Решай, какую мне назначить долю,
Безропотно твою я встречу волю».

На том арауканец кончил речь.
Спокойно ждал ответного он слова:
На жизнь иль смерть решат его обречь?
Его лицо бесстрастно и сурово:
Убийственный тому не страшен меч,
Кто ввергнут в бездну униженья злого.
Свободу потеряв свою и мощь,
Величья не утратил пленный вождь.

Его призыв остался не уважен,
Суд был поспешным, страшным был удел:
Индеец на кол должен быть посажен,
А вслед за тем прикончен тучей стрел.
Вождь слушал приговор спокоен, важен,
Его суровый дух не ослабел.
Увы, судьба с ним обошлась жестоко,
Но избежать нельзя велений рока.