Матео Алеман - Гусман де Альфараче. Часть первая

Если милосердие небес сохранит Клоринии жизнь, она останется со мной, и я буду служить ей, пусть не в меру ее достоинств, но в меру великой моей любви; если же суждено иное, пусть люди знают, что долг мести исполнил не Доридо, некий друг ее родителей, а супруг Клоринии. Не откажите же мне в этой милости, которая всем нам послужит во благо».

Родные Клоринии почли эту просьбу справедливой и лестной. Они горячо благодарили юношу, но так как сие касалось прежде всего Клоринии, пожелали узнать ее волю. Когда девице сообщили о предложении Доридо, она молвила со слезами радости на глазах: «Одно это возвращает мне жизнь, и, как ни дорога цена, я полагаю, что еще дешево заплатила за свое счастье. Уповаю на господа, что буду жить в радости или хотя бы умру утешенная, а потому прошу вас исполнить все, о чем просит нареченный мой Доридо».

Жениха позвали; увидев друг друга, влюбленные долго не могли слова вымолвить от избытка чувств, переполнивших их сердца. Затем они поклялись друг другу в верности, и было решено, что сразу после помолвки состоится бракосочетание, к которому начали готовиться в большой тайне.

Прошло три дня, Клориния была счастлива; сперва казалось, что здоровье ее поправится, но то было мнимое улучшение: больная потеряла слишком много крови и тихо угасала. Видя, что супруга не жилица на белом свете, Доридо не захотел откладывать доле задуманную месть, дабы Клориния умерла радостная и довольная (если такая смерть возможна). И вот на четвертый день, считая, что пришло время осуществить замысел, он, как прежде бывало, пригласил Орасио прийти к нему вечером. А тот, полагая, что о злодеянии никто не знает, ибо ни в городе, ни в околотке об этом не говорили ни слова, разгуливал спокойно, будто совесть его была чиста и опасаться нечего ему.

Дабы еще больше усыпить его осторожность, Доридо притворился, будто ничего не знает. Он встретил гостя с веселым лицом и улыбкой, и Орасио, вполне успокоенный этим, остался на ужин. Доридо заранее припас вино со снотворным снадобьем, которое потихоньку приказал подать к столу. Орасио пил, ел и к концу ужина уснул в кресле глубоким сном. Тогда Доридо замкнул все двери в доме и, оставшись со злодеем наедине, крепко привязал ему руки и ноги к креслу, после чего дал понюхать склянку с пахучей жидкостью, от которой Орасио сразу очнулся и, увидев, что связан и не может пошевелить ни рукой, ни ногой, понял, что пробил час расплаты.

Доридо отсек ему обе руки, а затем, укрепив на спинке кресла петлю, задушил посредством гарроты [206] Гаррота — орудие пытки, состоящее из металлической петли, которая надевалась на шею и сжималась поворотами короткой палки, вызывая удушье и смерть. . Еще до рассвета юноша вывез труп из дому, положив его перед собой на коня, вбил столб у отверстия, где было совершено злодеяние, и повесил Орасио, надев ему на шею ленту с отрубленными кистями рук, а в петлю просунул листок с сонетом.

После этого Доридо покинул Рим, чувствуя, что без Клоринии ничто в родном краю ему уже не мило. Нынче на рассвете все увидели ужасное зрелище, а Клориния впала в беспамятство и сейчас доживает последние минуты.

Посол был изумлен и весьма опечален этим происшествием. Но пришло время отправляться во дворец, и он отпустил гостей. Я вознес неисчислимые хвалы господу за то, что он не создал меня влюбчивым. Но ежели от этого бог меня уберег, я умудрялся делать худшие дела, как ты узнаешь во второй части моего жизнеописания, которую я и приглашаю тебя прочесть, коль первая пришлась по вкусу.

Сонет, сочиненный об Орасио, в переводе на наш язык гласит следующее:

Вторая часть романа (1604) выдержала в первом же году пять изданий.

«Наблюдатель жизни человеческой» (подзаголовок второй части), исп. atalaya, буквально: «дозорный на вышке».

Предположение Алемана разделяется не всеми исследователями.

Здесь и далее римские цифры обозначают часть и книгу, а арабские — главу «Гусмана де Альфараче».

«Аристократическое» имя Гусман — название одного из двадцати древних родов (Арагон, Барха, Мендоса, Осорио, Толедо, Веласкес, Ла Серда и др.), от которых вели свое происхождение испанские гранды, считавшиеся «братьями короля». Комическое сочетание Гусман де Альфараче (Альфараче — дачное селение севильских мещан) изобличает выскочку и «князя бездельников».

Имя Фигаро, неясное по этимологии, явно созвучно «пикаро» — именно в этой роли появляется герой Бомарше в «Севильском цирюльнике». Образ Фигаро, однако, восходит к герою Алемана лишь косвенно, через образы слуг во французской комедии и испанском театре, где циничный и авантюрный слуга «грасиосо» — родной брат пикаро.

В предисловии к первой части «Дон-Кихота» Сервантес иронически отзывается об авторах, которые пичкают свои произведения цитатами из Евангелия, вроде: «Любите недругов ваших», и тут же изображают беспутных повес. Это, вероятно, намек на одну проповедь в «Гусмане де Альфараче» (I—I, 4). Есть некоторые основания предполагать, что отношения между Сервантесом и Алеманом были неприязненными.

«Все забирают у одного то, что оно одно забрало у всех», по язвительному замечанию Кеведо об испанском государстве.

Сарказм происходит от греч. sarx — плоть; это — «едкий» смех. В барочно-комическом дух «вгрызается» в плоть, рассудок, издеваясь над вожделениями, «въедается» в низменное.

Гузман д’Алфараш, Истинная гишпанская повесть господина Лесажа, М. 1804. (В перепечатке 1813 года на титульном листе «Шалости забавного Гусмана, или Каков в колыбельку, таков и в могилку».), Выдержала восемь изданий.

Перевод выполнен по тексту — Mateo Alemán «Guzmán de Alfarache», edición y notas de Samuel Gili y Gaya. Madrid. Ediciones de «La lectura», 1926—1936; Серия «Clásicos castellanos», vv. 73, 83, 90, 93, 114.