Сборник - Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Естественно, звериный эпос был прибежищем травестии и пародии. Средневековый человек, для которого религия была бытом, почти механически пародировал церковные формулы: этим охотно занимались и византийцы (так, было составлено скабрезное и невразумительное «Последование службы злочестивому козлорожденному Евнуху»). В обстановке распространений сакральных понятий на всю вселенную было очень естественно представить себе, что и животные отлично знакомы с этими понятиями. В свое время у Феодора Продрома была прозаическая юмореска, в которой представлена мышь–начетчица; попав в лапы к кошке, она принимается сыпать цитатами из покаянных псалмов: «Ах, госпожа моя, да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене! Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя! Беззакония моя превзыдоша главу мою!» — и т. д. Кошка оказывается не хуже ее смыслящей в библейских текстах и предлагает ей процитировать пророка Осию (гл. 6, ст. 6) в новой редакции: «Жратвы хощу, а не жертвы» (в подлиннике игра на сходстве слов ελεος — «милость» и ελαιον — «оливковое масло»).

В таких пародиях, как юмореска Продрома, этот прием — самоцель: травестируются слова как таковые. Но старый прием можно было повернуть так, чтобы травестия перешла в сатиру и осмеянию подвергались не слова, а жизнь. Это и происходит в полуфольклорной поэме об Осле, Волке и Лисе. Поэма дошла в двух вариантах — кратком нерифмованном (393 пятнадцатисложника) и пространном рифмованном (340 пятнадцатисложников). Первый извод называется «Житие досточтимого Осла». Если принять во внимание ведущуюся в поэме сатирическую игру с набожными словами и жестами, заглавие окажется особенно острым. Во втором изводе заглавие отражает восхищение переписчика всей вещью: «Превосходное повествование про Осла, Волка и Лису». Приводимые ниже отрывки переведены по второму изводу.

Персонажи этого звериного эпоса и ситуации, в которых они оказываются, известны в самых различных литературах мира (ср. поэмы о Рейнеке–Ренаре). Но в рамках «Жития Осла» все традиционные, «бродячие» положения и образы приобретают чисто византийский колорит. Лис и Волк — это не просто олицетворения хитрости и насилия вообще: перед нами мыслимые только в атмосфере вековых традиций «византинизма» елейные ханжи, вкрадчивые фискалы, тихо опутывающие жертву невидимой сетью страха. Сюжет вкратце таков. Осел, простодушный деревенщина, сбежал от жестокого хозяина. К нему приближаются важные господа — Волк и Лис, которые предлагают вместе отправиться на восток в поисках удачи. Ослу не по себе, но он не в силах отказать. Звери садятся на корабль и пускаются в путь: Волк присваивает должность кормчего, Лис — рулевого, а гребет за всех Осел. Но вот Лис сообщает, что видел дурной сон, предвещающий кораблекрушение: поэтому всем необходимо исповедаться в своих грехах. Волк рассказывает, как он задирал скот, а Лис — как сожрал единственного петуха у бедной слепой старухи, предварительно обманув ее; затем хищники дают обеты отправиться на Святую Гору (Афон) и отпускают друг другу грехи. Но когда очередь доходит до Осла, обстановка на глазах меняется: перед Волком появляются Номоканон (Свод законов), чернила, бумага, и он начинает тщательно записывать показания Осла, который неожиданно превратился из кающегося в подсудимого. Поэма колоритно выражает отвращение полуграмотного простолюдина к зловещей таинственности судопроизводства. Ослу и каяться не в чем, кроме того, что он однажды съел листочек хозяйского салата, за что тогда же сполна принял кару. Но приговор изрекается по всей строгости закона. На этом и должна была бы кончиться жизнь Осла (как это происходит в старинном басенном рассказе, использованном нашим Крыловым в басне «Мор зверей»). Но дух народной сказки требовал счастливого конца. Осел с таинственным видом сообщает Волку, что его заднее копыто наделено магическим даром: кто посмотрит в него, получит необычайные силы. Дабы укрепиться молитвой, Волк долго стоит на коленях и твердит «Отче наш». Затем Осел ударом копыта сбивает его за борт, а Лис сам спрыгивает туда же. Поэма кончается похвальным словом Ослу.

По аналогии со звериным эпосом существовали народные произведения, построенные на мотивах персонификации мира растений. Это — случай прозаического «Плодослова», отрывок из которого мы также даем. И здесь сатирическое иносказание бьет в глаза. В центре действия ложный донос, и притом политического свойства. С ним выступает перед престолом государя Айвы некая Винная Лоза; ее поддерживают лжесвидетели — игуменья Маслина, монашенка Изюм, экономисса Чечевица и др. Донос направлен против высокопоставленного чиновника Перца и др. Все же истина торжествует. Хотя в приведенном ниже отрывке «Плодослова» в основном трактуется общечеловеческая тема пьянства, главная суть этого сочинения — в высмеивании двора и чиновничества, пышных титулов и страшных доносов.