Сборник - Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Старуха же зловредная, чертовское отродье,
И молнии сообщница, родительница грома,
Исчадье сатанинское, русалок повитуха,
Сопутница и всяких бед и замыслов коварных,
Взяв золотое яблоко до появленья девы
И говоря — «Вот дар тебе», — бросает Каллимаху.
А тот, на красоту его любуясь в изумленье
И спрятав на груди своей, мгновенно умирает.
Приходит дева из дворца, несет кувшин с водою,
А перед нею Каллимах лежит уж бездыханный,
Старуха же проклятая кричит и громко свищет.
И царь, как только услыхал он этот свист старухи
(А он все время пребывал в тревожном беспокойстве),
Сейчас же поскакал на свист со всей своею сотней.
И видит Каллимаха он, поверженного насмерть,
А деву — онемелою, без чувств и без сознанья,
И в страсти дикой, как дитя, пред ним старуха пляшет.
Не медля ни минуты тут, ни одного мгновенья,
Хватают девушку они и с девушкой старуху,
И поскорее царь спешит в страну свою вернуться.
Опять тяну я свой рассказ и замедляю снова,
Но нетерпенье ты уйми и подожди немного,
И всю историю тогда узнаешь ты подробно.

В саду садовника она находит на посадках,
А с ним наемника его, сбирающего розы
И песню необычную поющего при сборе.

«Кого позавчерашний день в тоске и горе видел,
Того находит нынешний веселым и счастливым.
Кого оплакивал весь сад в ответ его стенаньям,
Того встречает радостно и с ним ликует вместе.
Кто прежде солнцу плакался, слезами обливаясь,
И пожалеть себя молил, придя к нему на помощь,
Теперь сиять его зовет, сверкая ярким блеском,
И, радостно свершая путь, бежать прямой дорогой.
Кто умолял судьбу свою, слезами обливаясь,
Пособолезновать ему в его тяжелом горе,
Благодарит ее теперь и славит, воспевая».

И говорит садовнику: «Коль попрошу о розах,
То отблагодарю тебя, твои приму я розы,
Раз исполняешь ты мое не медля приказанье.
А талисман твой, твой слуга, наемник твой прекрасный,
Твой облегчал тяжелый труд, твоим став водоносом,
Да и порадовал тебя своим веселым пеньем».
Взлянула на наемника, а на нее наемник,
И этот обоюдный взгляд их друг на друга снова
Эрот очаровательной живописал картиной.
Садовник в скором времени оттуда удалился,
Уйдя обратно в сад к своей работе над цветами;
Оставил он одних вдвоем наемника с царицей.
И сладкие слова ее, речь, полная любовью,
Со взором строгим и на вид, пожалуй, даже гневным,
Но лишь притворно, были здесь забавой для Эротов,
Уроком Афродиты им, Харит картиной милой.

И привели девицу тут, связав ей крепко руки,
Приволокли наемника, сковав железом ноги.
Для доказательства вины три евнуха стояли
Да и коварная слуга, мерзавка и злодейка.
Готовы были палачи казнить за преступленье
И ждали только, чтобы царь им отдал приказанье.
Но полная достоинства и твердости девица
Тут обратилася к царю с такою смелой речью.

«О царь, самодержавный ты судья и повелитель,
Блюститель справедливости и охранитель правды,
Я твоему величеству скажу такое слово:
Сдержи сначала ты свой гнев и обуздай ты ярость,
А там назначить можешь ты какую хочешь кару.
Коль кто–нибудь своей рукой возделал виноградник,
Его вскопал и подрезал, и окружил оградой,
И чистит тщательно его, и охраняет зорко,
И целый день, пращи из рук не выпуская, ходит,
Пугает птиц и не дает им грабить урожая,
И неусыпно сторожит ночами даже лозы,
Не зная отдыха, но вот, как виноград налился,
Приходит кто–нибудь другой, чтоб завладеть плодами
И виноградник обобрать, а самого владельца,
Его взрастившего, схватить, предав жестокой смерти, —
Считаешь ли такой захват ты справедливым, или
Трудами рук своих владеть сам виноградарь должен?»
Ни слова не сказал никто, и царь тогда промолвил:
«Конечно, виноградарю владеть плодами должно,
Захватчику же за разбой и злобное насилье
Придется голову отсечь на страх всем тем, кто хочет
Другим вредить и грабежом захватывать чужое».
Тут громко закричали все, приветствуя владыку,
Приветствуя и правый суд и мудрое решенье.
«Благодарю тебя я, царь, — сказала вновь девица, —
Но чем же виноват, скажи, вот этот виноградарь,
Когда плоды его трудов другие похищают?
А он ведь подлинный мой царь, которого старуха
Околдовала и едва совсем не уморила.
Да, это подлинный мой царь, меня освободивший:
Он умертвил дракона, он — мой истинный властитель.
Так разве от трудов его плоды ему запретны?»