Себастиан Брант - Брант Корабль дураков; Эразм Похвала глупости Разговоры запросто; Письма темных людей; Гуттен Диалоги

Якоб.И теперь он говорил правду?

Гильберт.Истинную правду. Случилось как-то, что я прогуливался, возвращаясь из церкви, и вдруг мой спутник мне напоминает, что на этой улице живет врач. Захотелось мне поглядеть на его царство. День был воскресный. Я постучался в дверь. Слуга отворил. Я вошел. Застаю врача с сыном и этим самым слугою за обедом. На столе два яйца и больше ничего.

Якоб.Тщедушные, надо полагать, людишки!

Гильберт.Нет, оба были хорошо упитанны, на щеках румянец, глаза блестят.

Якоб.Что-то не верится.

Гильберт.Я тебе рассказываю то, что видел сам. И не он один так живет, но и очень многие другие из тех, что и знатны и богаты. Поверь, объедалы и опивалы — рабы не природы, но привычки. Если втягиваться постепенно, в конце концов придешь к тому же, что Милон {546} , который в день съедал целого быка.

Якоб.Боже бессмертный! Если можно поддерживать здоровье таким малым количеством пищи, сколько же денег уходит впустую у немцев, англичан, датчан, поляков!

Гильберт.Ужасно много, не сомневаюсь, и не без тяжкого ущерба как для здоровья, так и для ума.

Якоб.Но что мешало и тебе довольствоваться этой пищею?

Гильберт.Я привычен к другому, и менять привычку уже было поздно. Впрочем, не столько меня мучила скудость пищи, сколько скверное качество. И двух яиц могло бы хватить, если б они были свежие, и стакана вина было бы довольно, если бы вместо вина не подавали прокисшую гущу, и полхлебца насытили бы, если бы вместо хлеба не давали глину.

Якоб.Неужели Антроний до того скуп при таких достатках?

Гильберт.Я думаю, у него не меньше восьмидесяти тысяч дукатов. И не было года, который бы не принес ему тысячи дукатов — это по самым скромным подсчетам.

Якоб.А сыновья, для которых он копит, такие же бережливые?

Гильберт.Да, но только дома. А как за порог — так и едят сладко и жирно, и распутничают, и в кости играют. Отец ради самых уважаемых гостей боится медный грош истратить, а сыновья меж тем за одну ночь проигрывают шестьдесят дукатов.

Якоб.Так всегда уходит на ветер то, что прикоплено скаредностью. Но куда же ты теперь, выбравшись цел из таких опасностей?

Гильберт.Во Францию, в старинную, издавна знакомую мне гостиницу — там и возмещу потерянное в Синодии.

{547}

Фома Швецдлиний {548} , в полные бакалавры {549} богословия произведенный, хоть и недостойным будучи звания сего, желает здравствовать мужу пресветлейшему и мудроутробнейшему милсдарю Ортуину Грацию Девентерскому {550} , пииту, оратору, философу, а равномерно и богослову , со присовокуплением всех прочих титлов, елико самим им благоугодно

Еже и понеже (как сказано у Аристотеля {551} ), «сомневаться в отдельных вещах небесполезно», и писано у Екклесиаста {552} : «Предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать все, что делается под солнцем», помыслил я, господин, предать вашеусмотрению некий вопрос, будучи оным вопросом нисповергнут в сумнение. Однако ж поспешаю заверить достойнейшего магистра: видит бог, не поползновенны мы искушать ни преподобие ихнее, ниже высокостепенствие, а отдаемся под покров щедрот ваших, ища единственно получить руководство и неколебимость супротив оного сумнения. Писано бо в Евангелии {553} : «Не искушай Господа Бога Твоего», и глаголет Соломон {554} : «Всякая премудрость — от Господа», вы же дали мне все знание, каковое во себе емлю, а всякое же благое знание есть источник мудрости, и через то проистекает, что вы предо мною яко бы господь бог, ибо вы, ежели выразиться поэтически, можно сказать, дали мне исполниться изначальственной мудростью. Вопрос же сей учинился при таковом случае: будучи недавно званы ко Аристотелеву застолью {555} , доктора и лиценциаты вкупе со магистрами {556} изрядно возвеселились, и я иже с ними; по первости испили мы каждый три чаши мальвазии, а для закуски употребили мягчайшего хлебного крошева, затертого на вине, засим изволили выкушать от шести яств мясных, курьих и каплуньих, да от одного рыбного; однако ж, отведывая яств, непрестанно чередовались и в питиях, хлебнули вина коцборгского и рейнского да пива эмбекского, торгауцкого и наумбургского; магистры имели изрядное удовольствие и говорили, что новоиспеченные магистры не постояли на угощении и отпотчевали собратьев на славу. Засим возвеселясь, затеяли магистры весьма тяжкое словопрение о важных вопросах. И один сделал таковой вопрос: надлежит ли именовать лицо, имеющее быть произведену в докторы богословия, «нашемагистрие» или же «магистренашие», ежели взять для примеру хоть бы обретающегося в городе Кельне велеречивого отца и брата нашего Теодориха из Ганды, который есть монах ордена кармелитов и посланец благословенного Кельнского университета {557} , знаток свободных искусств, философ, диспутант и превеликолепный богослов. И сей же час воспоследовал ответ от соотчича моего, магистра Мягкохлебеля, многоизощренного скотиста и магистра вот уже осьмнадцатый год, а прежде того с двух разов не был он допускаем к соискательству и с трех разов проваливался, однако ж до тех пор оставался в учении, покуда не пришлось произвести его в магистры за выслугой годов, ныне же превзошел науки и имеет во множестве учеников, больших и малых, старцев и отроков, и муж сей весьма рассудительно сказал и раздоказал, что непременно надобно говорить «нашемагистрие», как есть это выражение однословесное: ибо «взмагистрить» означает возвести в магистры, «взбакалаврить» — возвести в бакалавры, «вздокторить» же — возвести в докторы, откуда и воспроизошли слова: «магистрие», «бакалаврие» и «докторие». Но поелику докторы священного богословия не прозываемы «докторы», а для-ради смирения и святости, равно как и для-ради отличия, зовутся и именуются «магистры наши», ибо в католическом вероучении они наместничествуют за господа Иисуса Христа, который есть источник жизни; Христос же нам всем был магистр, то бишь учитель, а посему надлежит именовать их «магистры наши», ибо призваны они наставлять нас на путь истины. Бог же есть истина, стало быть, и прозываются они по заслугам «магистры наши», ибо все мы, християне, должны и обязаны послушествовать ихним проповедям и ни в чем им не прекословить, и, стало быть, выходят они всем нам учители. Глагол же «я н ашу, ты н ашишь, он, она, оно н ашит» неупотребительствен и нет его ни в словаре {558} «Из оного…», ни в «Католиконе», ни в «Кратком», ни в «Драгоценнейшем из драгоценных», хоть всяких прочих словес там предостаточно. Следовательно, надлежит говорить «нашемагистрие», но отнюдь не «магистренашие». И тогда магистр Андрей Делич, человек умственный, частью поэт, частью же знаток искусств, медицины и права, публично читающий об Овидиевых «Метаморфозах» и все сказанья толкующий буквалически и аллегорически, и я сам ходил у него во слушателях, ибо толкования его превеликолепны, на дому же он читает про Квинтилиана и Ювенка {559} , сделал возражение магистру Мягкохлебелю, что говорить надо «магистренашие». Ибо подобно тому, как есть различение между «магистром нашим» и «нашим магистром», так есть различение и между «магистренашием» и «нашемагистрием»: ведь «магистрнаш» — выражение однословесное и должно означать доктора богословия, тогда как «наш магистр» — выражение двусловесное и пригодно для магистра всякого свободного искусства, либо рукомесла, либо умотруждения. А ежели глагол «я н ашу, ты н ашишь, он, она, они н ашут» неупотребительствен, так это не суть важно, ибо завсегда можно произвесть новое слово, и к сему присовокупил он цитату из Горация {560} ; магистры восхитились через великую его умственность и поднесли ему на здоровие кружку наумбургского пива, он же сказал: «Сей момент и прощенья просим», а засим прикоснулся к своей биретте {561} , засмеялся сердечно и поднял кружку за магистра Мягкохлебеля, сказавши: «Вот, почтенный магистр, не думайте, что я вам не приятель», — и выпил единым духом; магистр же Мягкохлебель достодолжно ему ответствовал и выпил за силезскую нацыю {562} . И все магистры изрядно веселились, покуда не прозвонили к вечерне. А посему и молю вас, милостивцы вы наши, отписать мне свое глубокомудрое суждение; я так и сказал: «Магистр Ортуин беспременно отпишет мне истинную правду, ведь он был надо мной наставником в Девентере, когда я обучался там по шестому году». А еще желаю знать, много ли преуспели вы в брани супротив доктора Иоанна Рейхлина. Ибо слышу я, что сей висельник (хоть он доктор и законник) упорствует в своих заблуждениях. И еще пришлите мне при случае книгу магистра нашего Арнольда Тонгрского {563} , сочинение глубокомысленное и умственное, в коем много толкуется о премудрости богословской. Пребывайте в добром здоровии и не взыщите, что пишу к вам попросту, ибо сами вы мне сказывали, что возлюбили меня, как брата, и сулились мне во всяком деле споспешествовать, хоть бы даже станет нужда ссудить больших денег. Писано в Лейпциге.